Девять веков юга Москвы. Между Филями и Братеевом

Ярославцева Светлана И.

Все хозяйственные строения, перечисленные в описи, находились в крайней ветхости и требовали неотложного ремонта [585] .

В той же описи, как прежде в переписных книгах, были указаны все крестьянские дворы и жившие в них семьи. Но самое необычное и особенно ценное – экономическое описание всех крестьянских дворов, относящееся к 1831 г. В селе Борисовском было 38 дворов, а в деревне Изютиной – 6. После главы семейства и перечисления всех членов семьи, с указанием возраста, были названы сведения по пяти позициям: наличный хлеб, засеянная земля, сад, скот и строения во дворе.

585

ЦИАМ, ф. 49, оп. 3, д. 277, лл. 331–363об.

«Хлеба в наличности не имеется» – эта фраза повторялась в каждом семействе.

Земля, засеянная рожью, имелась во всех семействах, но отличалась по величине. На 1 тягло приходилось по четверику ( 1/4 десятины) земли. А если в семье было

несколько тягол, то и поле хлебное было пропорционально больше. Чтобы читатель мог представить величину хлебной полоски в современных мерах, отмечу, что четверик – это 0,2722 га. Поясню и смысл понятия «тягло». Встарь понятие «тяглый крестьянин» означало: обложенный податью, отправляющий все повинности и владеющий по наделу полным участком земли и луга. Обычно крестьянин являлся тяглым от своей женитьбы до 60 лет и тянул полное тягло за две души – за мужа и жену; а многосемейный, берущий два (или больше) тягла земли и угодий, оплачивал два тягла (или больше); посему и мера земли, и полная подать звались тяглом. Командор Петр Петрович Бекетов называл тяглым каждого крестьянина мужского пола от 18 до 60 лет.

В селе Зюзине и деревне Изютиной крестьянину на каждое тягло приходилось пашенной земли 7 1/3 десятин, луговой 2 десятины и фруктовых садов по 3 1/3 десятины [586] . В селе 19 из 38 семей тянули по 2 тягла, в большинстве случаев это были семьи двух поколений (отца и сына) или двух братьев. Среди 12 семей с 1 тяглом были и семьи вдов, и семьи без взрослых сыновей. Только две семьи имели по три тягла; назову их: 25-й двор – Николая Афанасьева Князева и 36-й двор – Антона Федорова Фурина. По четыре тягла было в пяти семьях: 12-й двор – Федора Леонова Заварзина, 15-й – Василия Федорова Заварзина, 18-й – Ивана Михайлова Спиридонова, 26-й – Федора Васильева Бычкова и 27-й – Якова Михайлова Корнева.

586

ЦИАМ, ф. 49, оп. 3, д. 272, л. 195об.

У каждого крестьянского семейства был сад, величина которого тоже зависела от количества тягол в семье. Так как именно с этого промысла крестьяне имели доход, позволявший им оплачивать подати, сады у всех были в хорошем состоянии. Состав возделываемых крестьянами культур практически идентичен: яблони разных сортов, сливы, крыжовник красный и махровый, смородина красная и черная, изредка белая.

Практически у всех семейств был скот: как правило, одна лошадь, иногда жеребенок, одна корова, иногда подтелок и несколько кур; только в пяти семьях держали овец (1–5). Лошадь для зюзинских крестьян была острой необходимостью, так как именно им поручались многочисленные перевозки в московские дома помещика Бекетова из его имений в разных уездах. В многосемейных дворах скота, естественно, было больше. Но и едоков – тоже.

Строения на крестьянских дворах тоже были различными – в зависимости от величины семьи. Но прослеживалась и другая зависимость. В первых дворах, т. е. возникших раньше всех и построенных давно, по старым обычаям, строения были и количеством поменьше, и качеством поплоше. Но и семьи, жившие в них в том году, были одно– или двухтягловыми. В таких дворах стояли: изба деревянная (как видно, бревенчатая), сени из заборника, крытые тесом или соломой, изредка дранью, двор заборчатый, иногда плетневый, и тоже крыт тесом, или спереди тесом, а сзади и по бокам соломой. Как правило, имелся сарай, и тоже – в зависимости от достатка – либо заборчатый, либо плетневый, крытый тесом или соломой. Во дворах, поставленных в селе после 5-й ревизии (после 1795 г.), поселялись отделенные из больших семейств молодые семьи. Такими многодетными тогда были Заварзины и Маторины, давшие начало многим новым ветвям. В таких дворах появились и стали обычными холодные горницы, построенные напротив сеней.

В шести дворах было по две избы, из них одна ветхая, другая новая: семья обновляла жилище. Холодная горница в таком случае имелась только при старой избе. Дворы практически у всех были заборчатые (только в двух дворах плетневые), крытые в большинстве соломой (только в пяти дворах – тесом). Сараев не было в восьми дворах, но зато в семи дворах было по 2, а в одном и 3 сарая. Сараи делали и из заборника, и из плетня, крыли соломой, а некоторые – тесом.

Других строений было мало. В пяти дворах – погреба, в четырех – амбары, в трех – овины. Бани были в двух дворах – у братьев Ивана большего (сельского старосты) и Ивана меньшего Григорьевых детей Корневых, а также у Родиона Максимова Гайдукова. Только у его младших братьев Аристарха и Якова Гайдуковых была конюшня. А у Ф.Л. Заварзина – амшаник (зимняя изба, которая летом служит кладовой [587] ).

587

ЦИАМ, ф. 49, оп. 3, д. 277, лл. 303–363.

Крестьянская семья. Миниатюра

После введения опекунства Петр Петрович был лишен возможности управлять своими имениями и потому там не бывал. Вынужденный согласиться с объявлением опекунства, он, однако, не оставлял хлопот, по всяким поводам писал прошения императору, пожертвовал 100 тыс. руб. жителям Санкт-Петербурга, пострадавшим от наводнения, 200

тыс. – жителям Москвы, пострадавшим от холеры, и добился от опекунов выплаты этих денег. Постепенно он добился снятия необоснованных ограничений, а затем и ликвидации опеки (февраль 1832 г.): «Так как опекунство над имением Г. Действительного камергера и командора Бекетова изменилось в существе своем тем во-1^х, что ему вместо прежнего ограниченного содержания с согласия опекунов Генерала от Инфантерии Александра Дмитриевича Балашова и Действительного тайного Советника Сергея Сергеевича Кушникова предоставлено право пользоваться всеми доходами с имения своего, какие оставаться будут от расходов, и быть ходатаем по делам о взыскании долгов своих и во-2^х, что кроме сего Московский Военный Генерал-Губернатор испрашивал Высочайшее Соизволение на предоставление ему такового же права отчуждать собственность из своего владения по сношению с опекунами и жить в принадлежащих ему деревнях, а Комитет Г.Г. Министров по рассмотрении Отношения о сем князя Дмитрия Владимировича... и обстоятельств сего дела, сопровождавших взятие имения Г. Бекетова под опеку... положил, что он, с своей стороны, не предвидит никаких особенных препятствий к снятию сей опеки, то за сим Дворянской Опеке, не находя уже никакой причины, оставлять долее имение Г-на Бекетова в опекунском управлении, тем более, что на оном нет ни казенных, ни частных долгов, полагает учинить следующее: а) прекратив опекунство сие, предписать Г.Г. опекунам чтобы они... все относящееся до опекунского управления сдали без замедления Г. Бекетову по описям...» [588]

588

ЦИАМ, ф. 49, оп. 3, д. 273, л. 30

Бекетов не стал дожидаться сдачи дел опекунами, да их уполномоченные и не спешили с составлением отчетов; в итоге взаимные недовольства и непонимание множились, всё ухудшая положение крестьян. Более всего хозяин упрекал опекунов в потере своих возможных доходов.

Так, в селе Борисоглебском Бекетова особенно возмутило, что опекуны уменьшили сумму оброка. Прежде крестьяне села, составлявшие 70 тягол, платили владельцу по 100 руб. в год. Но постепенно крестьяне стали отказываться от уплаты такой суммы, непосильной для них по крайнему их малоземелью. Хлеба и прочих продуктов собственного изделия едва хватало на 4 месяца для пропитания себя и скота, а на остальные 8 месяцев они должны были покупать для себя муку, овес и сено. Крестьяне были очень загружены работой на помещика: возкой дров из Москвы для зюзинских оранжерей и дворовых, уборкой и доставкой сена в Москву Бекетову и беспрерывными подводами для провозов по оранжерейным и другим потребностям. Следовательно, им почти нельзя было отлучаться для промыслов, а потому главным занятием оставалось обрабатывание своих садов, дающих нестабильный денежный доход. После затрат на пропитание семейства оставалось столь мало средств, что они не в состоянии были платить в год по 100 руб. с тягла.

Опекуны, вникнув в положение крестьян, назначили вместо прежнего по 50 руб. с тягла и четко оговорили объем обязательных работ: чтобы крестьяне еженедельно перевозили из Москвы в Зюзино потребное количество дров и сверх того убирали и доставляли в Москву сено, чистили господские сады, возили бы из Москвы навоз, корьё и выполняли прочие потребности для оранжерей, доставляли бы подводы для проездов в Москву и обратно по господским надобностям [589] .

8-я ревизия (1834 г.) в селе Зюзине и деревне Изютиной проходила при помещике действительном камергере и командоре П.П. Бекетове [590] . Ревизская сказка отметила поименный раздел дворовых людей между братьями Бекетовыми, произошедший за период между прежней и нынешней переписями. Дворовых людей в селе стало 33 мужчины и 36 женщин. Крестьянских дворов стало на 2 больше, т. е. уже 36. И крестьян заметно прибавилось: 146 мужчин и 159 женщин. А в сельце Изютине в тех же 9 дворах стало 19 крестьян и 26 крестьянок.

589

ЦИАМ, ф. 49, оп. 3, д. 273, лл. 410, 410об.

590

ЦИАМ, ф. 51, оп. 8, д. 331, л. 235.

Все оставшиеся дворовые, приписанные к селу, не проживали в Зюзине постоянно. Дворовых здесь было больше, чем в каких-либо других имениях. И Бекетов рассылал их по разным имениям. Впрочем, такой же участи подверглись и дворовые других имений. Так, по данным за август 1844 г., зюзинские дворовые находились: в селе Степановском Звенигородского уезда (староста Гаврила Никаноров Жданов с семьей; главный садовник Козма Козмин Маторин с семьей, два его племянника Федор и Дмитрий Платоновы Маторины; садовник Степан Гаврилов Гашин с семьей и его сын плотник Яков с семьей; полесовщик Семен Гаврилов Струна с семьей; смотритель при конном и скотном дворах, он же и земской Григорий Кирилов с семьей; выполнявший различные работы в саду и огороде Сергей Трофимов Ястребов с женой). А в селе Зюзине осталось 10 человек мужского и 13 женского пола. Жалованье им производилось от г. Бекетова раз в три месяца, а харчевые деньги, продовольствие крупой и мукой – ежемесячно из московского яузского дома, где тогда постоянно проживал Бекетов. Жили дворовые в господских строениях. Подушные за всех дворовых людей, приписанных к селу Зюзину, платил сам Бекетов, поэтому перемещения дворовых никого не касались.