Девятая рота (сборник)
Шрифт:
– Пока, пацаны! До скорого! – Пиночет и Ряба помахали своим и отправились за старлеем.
На плацу остались только Лютый, Джоконда, Чугун, Воробей и Стас.
– Опять крайние! Чо ж за непруха такая? – сказал Стас.
– Жрать уже хочется, – добавил Чугун.
Наконец к ним подкатился круглолицый кудрявый прапор – колобок в мешковатых штанах.
– Ну что, залетчики? – весело крикнул он. – Раздолбаи! Алкоголики! Наркоманы! Дебоширы! Сексуальные маньяки! По вам девятая рота плачет!
В оружейке
– Это ты, что ли, художник?
– Так точно.
Прапор глянул на дверь и понизил голос.
– Баб голых нарисовать можешь? Вот так, с открытку, – показал он размер. – И чтоб ядреные, сиськи с арбуз, жопа как две моих!
– Зачем? – удивился Джоконда.
– Зачем! Бизнес! Половина – твоя, у меня все по-честному. А я тебя от нарядов освобожу, здесь будешь сидеть рисовать. Договорились?
– Договорились. – Джоконда, пряча улыбку, расписался в оружейном журнале.
– И вот еще что. Когда деньги получите – если сигареты или консервы там, в военторг не ходи, у меня дешевле. Только… – Он со значением приложил палец к губам. – Для своих, понял?
– Понял, товарищ прапорщик.
Чугун в той же оружейке изумленно разглядывал ручной пулемет с расщепленным, обколотым прикладом и погнутыми сошками.
– Чего он обгрызенный-то весь?
– Это пулемет геройски погибшего рядового Самылина! Он из него восемь духов положил и орден получил! А что поцарапано немного – так это он гранатой подорвался. Заклеишь!
Чугун глянул вдоль ствола.
– Так дуло кривое! Как из него стрелять-то?
– Тебе, можно сказать, честь оказана, дубина! – обиделся прапор. – Именное, можно сказать, оружие! Гордиться должен, а он кобенится тут, имя героя позорит!
Чугун хотел было возразить, но прапор опередил его.
– Кругом, воин, я сказал! – гаркнул он. – Шагом марш!
Салаги вошли в казарму, остановились на пороге, оглядываясь.
– Салабонов пригнали! – лениво прокомментировал кто-то из дальнего угла.
– О, зеленая поросль! – С ближней койки спустил босые ноги и поднялся парень в тельнике и закатанных по колено штанах – приземистый, ниже Воробья, но невероятно широкий в плечах и груди, с мощными короткими руками в наколках. Не выпуская сигарету изо рта, он подошел к молодым, брезгливо оглядел каждого. – Равняйсь! Смир-рно! – скомандовал он. – Поздравляю с прибытием в доблестную девятую роту!
Он склонил голову, прислушался.
– Я не понял, воины! Пробуем еще раз. Поздравляю вас с прибытием в доблестную девятую роту!
– Ура! Ура! Ура! – грянули салаги.
– Забодал, Хохол! – приподнялся кто-то из дедов. – Иди на плацу их дрочи, дай поспать!
– Вам слова не давали, ефрейтор, – не глядя ответил тот. – Меня зовут сержант Погребняк, –
Салаги уныло переглянулись – все это было уже знакомо.
– Не понял… – насторожился Хохол. – Я внятно выражаюсь, воин? – остановился он перед Лютым.
– Так точно, товарищ сержант!
– Значит, так… – Сержант глянул на часы. – До двадцати одного часа вылизать всю казарму, чтоб блестело, как котовьи яйца! В двадцать два – выход на боевое задание! Время пошло!
Лютый и следом за ним остальные, пригнувшись, короткими перебежками крались в темноте. Потом по-пластунски подползли к колючке и затаились.
За колючкой, огораживающей закуток около склада, стояли клетки. Прапор в трусах и шлепанцах на босу ногу кормил кроликов, подсыпал в клетки траву, чесал их за ушами.
– На, мой хороший… И тебе, и тебе тоже… Ай ты мой ушастенький…
Когда он скрылся в дверях, Лютый достал штык, соединил с ножнами и перекусил несколько ниток колючки у земли.
– Слушай сюда. Моя с Воробьем – первая справа. Джоконда, Стас – ваша третья, чтоб не толкаться. Воробей, открываешь и сразу бежишь, я беру – и за тобой. Чугун, страхуешь здесь… – Лютый огляделся, коротко выдохнул и скомандовал: – Вперед!
Они проползли под колючкой, потом одновременно бросились к клеткам. Воробей и Стас распахнули дверцы, Джоконда и Лютый схватили по кролику и кинулись прочь. С разбегу упав на землю, проползли обратно и побежали в темноту.
Прапор вылетел из дверей с пистолетом.
– Стой! Стой, суки, стрелять буду! – истошно заорал он. Потерял на бегу шлепанец, споткнулся и растянулся во весь рост.
Воробей стоял на коленях, прижав одной рукой кролика к бревну. В другой мелко дрожал занесенный штык.
– Не могу! – сказал он наконец. – Лучше меня режьте – не могу!
– Вот урод пернатый! – Лютый забрал у него штык, перехватил кролика. Решительно занес лезвие.
Кролик таращил на него глаза, испуганно подрагивал носом. Лютый занес штык еще выше… И опустил.
– Давай ты, Чугун!
– А я чо, крайний?
– Быстрей, пацаны! – Стас тревожно оглянулся. – Залетим же сейчас!
– Ну так режь сам!
– Давайте на пальцах кинем, – предложил Воробей.
– Дай, – вдруг спокойно сказал Джоконда. Он взял штык, опустил его и замер на мгновение, сосредоточенно глядя перед собой холодными глазами. Коротко замахнулся и с хрустом рубанул лезвием.
Хохол, долговязый носатый Афанасий, плосколицый казах Курбаши и салаги сидели в каптерке вокруг стола с обглоданными косточками.