Девятнадцать минут
Шрифт:
Все взгляды повернулись к Джордану. Он почувствовал, как рядом с ним Селена крепче прижала лицо Сэма к своей груди, закрывая ребенка. Джордан открыл рот, собираясь что-то сказать, но не смог подобрать ни одного слова.
Звук тяжелых шагов по проходу отвлек его. Прямо к Марку Игнатио направлялся Патрик Дюшарм.
– Я понимаю вашу боль, – сказал Патрик, глядя в глаза убитому горем мужчине. – И я знаю, что у вас есть полное право прийти сюда и выразить свое горе. Но в нашей стране каждый считается невиновным, пока не будет доказана его вина. Мистер МакАфи просто делает свою работу. – Он положил руку Марку на плечо
Когда Патрик вел Марка к выходу, Джордан вспомнил, что хотел сказать:
– Я тоже здесь живу, – начал он.
Марк обернулся.
– Это не надолго.
Алекс – это не сокращенно от Александра, как многие полагали. Ее отец просто сделал вид, что у него сын, и дал ей его имя.
После смерти матери от рака груди, Алекс тогда было пять лет ее растил отец. Он не принадлежал к тем отцам, которые учат кататься на велосипеде или швырять камни. Вместо всего этого он учил ее латинским названиям вещей вроде «конституция» «меридиан», объяснял ей содержание Билля о правах. Она использовала учебу, чтобы завоевать его внимание: побеждала в конкурсах по орфографии и географии, училась на «отлично» поступила во все колледжи, в которые подала документы.
Она хотела стать такой, как отец: когда он шел по улице, все владельцы магазинов с благоговением кланялись ему: «Здравствуйте, судья Корниер». Ей хотелось слышать, как меняется голос кассирши, когда она слышала, что в очереди стоит судья Корниер.
И если отец никогда не сажал ее к себе на колени, никогда, не целовал на ночь, никогда не говорил, что любит ее, – что ж, это было частью его характера. От своего отца Алекс узнала, что абсолютно все – в частности, спокойствие, отцовство любовь – можно свести к набору фактов и объяснить, а не переживать. А закон – закон поддерживал систему представлений ее отца. Любое чувство, которое появляется у тебя в зале суда, можно объяснить. То, что ты чувствуешь к своему клиенту на самом деле вовсе не то, что у тебяна сердце, или ты можешь сделать вид, что это не так. И тогда никто не приблизится к тебе настолько, чтобы причинить боль.
У отца Алекс случился удар, когда она была студенткой второго курса юридического факультета. Она сидела на краешке его больничной кровати и говорила отцу, что любит его.
– Ох, Алекс, – вздохнул он. – Давай не будем об этом.
Она не плакала на его похоронах, потому что знала: он хотел бы именно этого.
Хотел ли ее отец, как она сейчас, чтобы их отношения сложились по-другому? Неужели он в конце концов оставил надежду, согласившись на роль учителя для ученицы, а не отца для ребенка? Как долго можно идти по параллельному пути со своим ребенком, прежде чем потеряешь всякую возможность принимать участие в его жизни?
Она прочитала огромное количество страниц в Интернете о горе и его стадиях, она изучила статистику других перестрелок в школах. Она умела всестороннее изучить вопрос, но когда пыталась поговорить с Джози, дочь смотрела на нее так, словно видела впервые. Или просто начинала плакать. Алекс не знала, как вести себя ни в первом, ни во втором случае. Она чувствовала себя беспомощной – и тогда вспоминала, что речь идет не о ней лично, а о Джози, – и появлялось ощущение полного провала.
Судьба сыграла с Алекс злую шутку: она стала
Спустя десять дней после выстрелов в Стерлинг Хай Алекс пришла в комнату Джози. Был полдень, и шторы плотно закрывали окно. Джози спряталась в коконе из одеяла. Несмотря на то что первым желанием было распахнуть ?торы и впустить солнечный свет, Алекс легла на кровать. Она обняла сверток, внутри которого спряталась ее дочь.
– Когда ты была маленькой, – сказала Алекс, – я иногда приходила сюда и спала с тобой.
Одеяло зашевелилось, и показалось лицо Джози. У нее были красные глаза и опухшее лицо.
– Зачем?
Она пожала плечами.
– Я всегда боялась грозы.
– А почему я никогда не видела тебя, когда просыпалась?
– Я всегда возвращалась в свою комнату. Ведь это я должна была быть сильной… Мне не хотелось, чтобы ты думала, что я чего-то боюсь.
– Супермама, – прошептала Джози.
– Но я боюсь потерять тебя, – сказала Алекс. – Я боюсь, что это уже произошло.
Джози некоторое время смотрела на нее.
– Я тоже боюсь потерять себя.
Алекс села и убрала волосы Джози за уши.
– Давай выйдем отсюда, – предложила она.
Джози замерла.
– Я не хочу никуда идти.
– Солнышко, это пойдет тебе на пользу. Это как лечение физическими упражнениями, только для головы. Нужно совершать действия, которые делала каждый день, и тогда снова научишься жить нормальной жизнью.
– Ты не понимаешь…
– Если ты не попытаешься, – сказала она, – это будет значить, что он выиграл.
Джози резко подняла голову. Алекс не нужно было объяснять, кого она имеет в виду.
– Ты догадывалась? – услышала Алекс свой голос.
– О чем?
– Что он может это сделать?
– Мама, я не хочу…
– Я все время вспоминаю, каким он был, когда был маленьким, – сказала Алекс.
Джози покачала головой.
– Прошло слишком много времени, – тихо сказала она. – Люди меняются.
– Я знаю. Но иногда я снова вижу, как он протягивает тебе ружье…
– Мы были маленькими, – перебила ее Джози со слезами на глазах. – Мы были глупыми. – Она с неожиданной поспешностью отбросила одеяло. – Кажется, ты хотела куда-то пойти.
Алекс посмотрела на нее. Адвокат дожал бы свидетеля и добился ответа. Но не мама.
Несколько минут спустя Джози сидела на пассажирском сиденье в машине рядом с Алекс. Она пристегнулась ремнем безопасности, затем расстегнула его и снова застегнула. Алекс смотрела, как она дергает ремень, проверяя, защелкнулся ли замок.
По дороге она говорила о том, что видела: о нарциссах, которые выставили свои храбрые головки сквозь снег на клумбах центральной улицы, о гребцах из команды колледжа, которые тренировались на реке Коннектикуте, а их лодки ломали оставшийся лед. Что, судя по градуснику в машине, на улице больше десяти градусов. Алекс специально поехала по длинной дороге, чтобы не пришлось ехать мимо школы. Только один раз Джози повернула голову, чтобы посмотреть в окно: когда они проезжали мимо отделения полиции.