Девятнадцать минут

Пиколт Джоди Линн

– У Китинг течка, – сказал Питер сидящему рядом мальчику, и у того зажглись глаза.

– У Китинг течка, – повторил мальчик, и слова покатились по классу. «У Китинг течка. У Китинг течка».

Через класс Питер поймал взгляд Джози, которая в последнее время начала краситься. Она повторяла вместе со всеми.

То, что он принадлежал к большинству, подействовало на Питера, как гелий: он ощутил такую легкость внутри. Это он все начал. Вычеркнув Долорес, он стал частью круга.

В тот день за обедом он сидел в столовой вместе с Джози, когда к ним подошли

Дрю Джирард и Мэтт Ройстон со своими подносами.

– Мы слышали, что ты видел, как все случилось, – сказал Дрю, и они присели рядом, чтобы Питер рассказал им все подробности. Он начал приукрашивать рассказ – чайная ложка крови превратилась в стакан, пятнышко на белых брюках выросло из скромных размеров в пятно невероятной величины. Они подзывали своих друзей, некоторые из них играли в Питером в футбольной команде, но ни разу не заговорили с ним за целый год.

– Расскажи им тоже. Вот это весело, – сказал Мэтт и улыбнулся Питеру, словно Питер был одним из них.

Долорес не пришла в школу. Питер знал, что неважно, сколько она пропустит – месяц или больше, – память шестиклассников была железной, и до окончания школы Долорес всегда будут вспоминать как девчонку, у которой на французском начались месячные и которая залила кровью весь стул.

В то утро, когда Долорес вернулась, не успела она выйти из школьного автобуса, как ее тут же зажали в угол Дрю и Мэтт.

– Как для женщины, – сказали они, громко выговаривая слова, – у тебя плоская грудь.

Она оттолкнула их, и до урока французского Питер ее не видел.

У кого-то – он не знал точно у кого – появился план. Учительница французского всегда опаздывала, потому что добиралась из противоположного конца города. Поэтому до звонка каждый подходил к парте Долорес и отдавал ей тампон из упаковки, которую Кортни Игнатио стащила у своей мамы.

Первым был Дрю. Он положил тампон на парту и сказал:

– Кажется, это ты обронила.

На парте было уже шесть тампонов, а звонок все еще не звенел и учительницы не было. Питер подошел, зажав в кулаке цилиндрик и был готов его уронить, когда заметил, что Долорес плачет.

Она плакала тихо, даже нельзя было сразу понять. Но когда Питер протянул руку с тампоном, он вдруг понял, что именно так выглядит со стороны, когда сам становится объектом насмешек.

Питер раздавил тампон в кулаке.

– Перестаньте, – тихо сказал он и обернулся к оставшимся троим ученикам, ожидавшим своей очереди поиздеваться над Долорес – Хватит уже.

– В чем дело, гомик? – спросил Дрю.

– Это уже не смешно.

Наверное, это не было смешно с самого начала. Просто, достаточно было того, что смеются не над ним.

Мальчик, стоявший за ним, оттолкнул Питера и бросил тампон так, что тот, отскочив от головы Долорес, закатился под стул Питера. Следующей была Джози.

Она посмотрела на Долорес, потом на Питера.

– Не надо, – еле слышно сказал он.

Джози поджала губы и раскрыла ладонь, откуда на парту Долорес выкатился тампон.

– Ой, – воскликнула она, а когда Мэтт Ройстон рассмеялся, подошла к нему и села рядом.

Питер

выжидал. Несмотря на то что Джози не общалась с ним уже несколько недель, он знал, чем она занимается после школы – ходила в центр города на чай со льдом с Кортни и компанией, а потом глазела на витрины. Иногда он издали смотрел на нее, как смотрят на бабочку, которую знали только как гусеницу, не понимая, как перемены могут быть настолько разительными. Он ждал, пока она не распрощается с остальными девочками, а потом шел за ней следом до самого дома. Когда он догнал ее и схватил за руку, она пронзительно закричала.

– О Господи, – сказала она. – Питер, ты напугал меня до смерти!

Он заранее продумал, о чем будет ее спрашивать, потому что ему было не так легко, как другим, выражать свои мысли. Но оказавшись так близко к Джози, после всего что произошло, все вопросы показались больше похожими на обвинения. Поэтому он просто сел на тротуар и запустил пальцы в волосы.

– Почему? – спросил он.

Она села рядом с ним, обхватив руками колени.

– Я делаю это не для того, чтобы тебя обидеть.

– Ты с ними такая ненастоящая.

– Я всего лишь не такая, как с тобой, – сказала Джози.

– Я так и сказал: ненастоящая.

– У реальности есть разные стороны.

Питер фыркнул:

– Если тебя этому научили эти придурки, то это лажа.

– Они меня ничему не учат, – возразила Джози – я с ними, потому что они мне нравятся. Они веселые и интересные.

Когда я с ними… – Она резко замолчала.

– Что? – спросил Питер.

Джози посмотрела ему в глаза.

– Когда я с ними, – сказала она, – я нравлюсь людям.

Питер не подозревал, что перемены могут быть настолько разительными: когда в один момент вместо желания убить кого-то появляется желание убить себя.

– Я не позволю им больше издеваться над тобой, – пообещала Джози. – Это ведь хорошо, правда?

Питер не ответил. Дело было не в нем.

– Я просто… я правда не могу теперь с тобой общаться, – объяснила Джози.

Он поднял голову.

– Не можешь?

Джози встала, повернувшись к нему спиной.

– Пока, Питер, – сказала она и ушла из его жизни.

* * *

Можно почувствовать, когда на тебя смотрят. Это как тепло, поднимающееся от асфальта в жаркий день, как булавка в поясе юбки. И необязательно слышать, о чем там шепчутся, чтобы понять – они говорят о тебе.

Я часто стояла перед зеркалом в ванной, пытаясь понять, на что они смотрят. Я хотела понять, что заставляет их оборачиваться, что во мне такого особенного. Сначала я не понимала. Но есть, это была просто я.

Но однажды, посмотрев в зеркало, я поняла. Я смотрела в собственные глаза и ненавидела себя, возможно, так же сильно, как и все они.

В тот день я поняла, что они. наверное, правы.