Девятьсот бабушек

Лафферти Р. А.

— Сынок, а ты когда-нибудь играешь просто так, ради забавы? — спросил он в конце концов.

— Забава? Еще одно архаичное слово, но я не уверен в его значении… — задумался мальчик. — Оно как-то связано с устаревшим понятием греха?

— Не напрямую, малыш, не напрямую. Но если у монеты две стороны, то забава — ее грань. Оказавшись на этой грани, легко соскользнуть на неправедную сторону.

— Э… сэр Незнакомец, скорей всего вам стоит прослушать курс корректирующей семантики!

— Похоже, сейчас я именно этим и занимаюсь. Кстати, кто такие эти девианты? Это что, дети с отклонениями?

Как они выглядят?

— Точно не знаю. Если они не проходят период апробации, мы их больше не видим. Наверное, их куда-то отправляют.

— Я просто обязан раскопать хоть какой-то местный грех, — бормотал отец Барнаби себе под нос. — Любой честный человек непременно обнаружит что-то в этом роде, если он тверд в намерениях и упорен в поиске. Как говорят на Земле, если уж кто всегда в курсе, где найти грех, так это таксист!

Поразмыслив, Барнаби решил взять такси. Сидения в кабине располагались кругом, чтобы все пассажиры всегда друг друга видели. Местные — народ общительный, к тому же, согласно их философии, только существо, испытывающее стыд, стремится отвернуть лицо от себе подобных. Водитель сидел выше, в башне, и время от времени свешивал голову вниз, чтобы поболтать с пассажирами.

— Куда ехать, странник? — спросил таксист священника.

— Туда, где есть немного греха, — ответил Барнаби. — Говорят, таксисты всегда в курсе, где его найти.

— Это загадка, да, странник? Ладно, пока я ее разгадываю, давайте подвезем другого пассажира. Все-таки это его последняя поездка, очень важный в жизни момент.

— Как это — последняя поездка? — спросил отец Барнаби у задумчивого пассажира напротив: общение — неизбежный ритуал в местных такси.

— Пришло мое время, — ответил тот. — Может, немного раньше, чем у большинства. Но я испил чашу жизни до дна, в ней не осталось ни капли. Это была прекрасная жизнь — по крайней мере, на мой взгляд. Наверное, можно было ожидать и большего, но вряд оно того стоит. Зрелость всегда знает, когда все кончено. А Терминаторы сделают кончину легкой.

— О Господи! Вот, значит, как заканчивается жизнь на Эналосе?

— А как еще? Естественная смерть отодвинута во времени так далеко, что ни у кого не хватит терпения ее дожидаться. Зачем влачить жалкое существование, постепенно впадая в немощь, как большинство недоразвитых рас? Мы уходим спокойно, осознав, что всего достигли и все познали.

— Но это же просто ужас!

— Ужас — слово из детского лексикона. Умереть с достоинством — единственно верный конец пути. Прощайте оба. И все остальное — прощай.

Пассажир вышел из такси и направился к Терминаторам.

— Так что вы ищете, странник? Куда едем-то? — спросил таксист у потрясенного Барнаби.

— Неважно. Я, кажется, уже все нашел. Остановите, я лучше пройдусь.

Отец Барнаби узнал нечто, и теперь нужно было найти этому имя. Он зашагал обратно в сторону городских кварталов. Очертания домов кривились и искажались по мере того, как он приближался. Местные строения выглядели слегка выпуклыми, как купола, они на самом деле были так спроектированы. Но издалека их стены казались совершенно ровными и прямыми — из-за атмосферного явления, которое земные ученые называли вытяжением. А вот несколько зданий, построенных здесь по проекту землян, издалека смотрелись совсем странно: казалось, они

вот-вот обрушатся сами собой. Среди раздутых домов Эналоса отец Барнаби чувствовал себя инородцем, потерянным в чуждом мире. Он возопил в голос:

— О, старые добрые знакомые — грехи, которые можно совершить и предать осуждению, где же вы?! В Писании сказано, что смерть — далеко не конец пути, и у слова «достоинство» совсем другое значение. Где вы, те, кто грешит по-человечески? Есть здесь хоть один здоровый случай не смертного греха? Выскочка, нуждающийся в нравоучении? Взломщик, которому я мог бы сказать «брат мой»? Неужели нет воров, ростовщиков, грязных политиков? Где лицемеры, мучители жен, совратители, демагоги, старые грязные извращенцы, где вы все? Ау! Отзовитесь!

— Сэр, тише, зачем кричать посреди улицы, — сделала ему замечание молодая дама из местных. — Может, вам нехорошо? Вам что-нибудь нужно?

— О да. Мне нужен грех, хоть совсем немного, во имя Господа! Грех — фундамент моего здания, без него оно рассыплется в прах.

— Вряд ли нынче кто-то пользуется грехом, сэр. И что за странная идея — кричать об этом на улице! Но, пожалуй, я знаю один магазинчик, где грех все еще можно найти. Вот. Я напишу вам адрес.

Отец Барнаби схватил бумажку с адресом и понесся в магазин. Но там его ждало совершенно не то, что нужно. Оказалось, «Грех» — старое название одного аромата, которое, впрочем, уже сменили, потому что никто не улавливал смысла притягательного архаизма. Многие здешние магазины торговали ароматами. Множество магазинов — и еще больше запахов. И, надо сказать, пахло здесь вовсе не святостью. Может, местные развили у себя какой-то другой род чувственности взамен утраченной сексуальности? А потом другие магазины — квартал за кварталом — что это за странные аппараты выставлены в их витринах? И почему они вызывают липкий отвратительный страх, мерзкое чувство опасности?

Весь день отец Барнаби бесконечно блуждал по улицам столицы Эналоса. Тротуары были искусно выкрашены в зеленый цвет, чтобы создавалось впечатление, будто идешь по газону. Ощущения у святого отца, однако, были самые неприятные. Вокруг — не иллюзия безмятежной природы, но мрачная тень первозданной дикости, скрывающаяся за тонкой оболочкой высокоразвитой цивилизации и готовая проявиться в любую минуту. В парке его ждали новые сюрпризы — древний исследователь был не прав, местные деревья напоминали не морскую флору, а фауну. Они злобно косились, как морские дьяволы, и скалились, как акулы. Зло повсюду, но у него нет имени. Со смешанным чувством триумфа и стыда отец Барнаби открывал для себя ускользающие очертания Зла. И с каждой новой деталью ужас его возрастал. Изнемогая под бременем чудовищных открытий, священник наконец вернулся в почтенный дом Правителя Земель, где тот заседал с соплеменниками.

— Покайтесь! Покайтесь! — возопил отец Барнаби. — Меч уже вознесен. Топор уже вонзился в корни. Древо, приносящее худые плоды, будет срублено и предано огню!

— В чем же нам каяться, маленький пастырь? — спросил Правитель Земель.

— В ваших грехах! Немедленно! Пока еще не слишком поздно!

— Я уже объяснял тебе, маленький пастырь, что мы избавлены от греха. Мы больше не грешники, ведь наша природа непрерывно развивается. Твоя назойливость могла бы раздражать … если б мы позволили себе раздражаться.