Девятый император
Шрифт:
– Ты самая лучшая женщина из всех, – Хейдин подкрепил свои слова долгим поцелуем.
– Ты защитил меня, сокол мой. Защитишь и его!
– Защищу, моя соколица.
Липка вернулась к своим травам. Хейдин посмотрел на Заряту, еще раз попробовал мысленно поговорить с ним.
– Хотя бы скажи мне, что это за всадник! – вопрошал Хейдин. – Кто он, откуда, кто его послал? Почему ты так боишься его? Я вижу опасность, я чувствую ее, но не знаю, что мне делать. Ты молчишь, принц. Не молчи, ответь мне. Сейчас наши жизни зависят от того, что ты скажешь.
Ничего. Молчание. Потом – пустота. И странный образ;
– Принц, ты спрятался, так?
Я никогда не смогу больше с ним поговорить, подумал Хейдин. Я напрасно теряю время. Осталось только надеяться на то, что произойдет нечто, о чем я пока даже не подозреваю. А пока я буду делать то, для чего был послан в этот мир. Я буду защищать принца. Даже если бедняжка никогда больше не проснется. Даже если гриф уже распростер над ним свои крылья. Ведь он назвал меня своим отцом. И это уже не игра.
Глава седьмая
Aemtrig Hea Vahr [35]
Метель на мгновение стихла, потом замела вновь. Руменика терпеливо ждала, когда старик даст ей знак ехать за ним, а пока куталась в шубу, пытаясь согреться. Здесь, на открытом месте, ледяной ветер был настоящей пыткой.
Из Торжка они выехали на рассвете и до полудня ехали все время на север, расспрашивая встречных про Чудов Бор. Никто не мог толком объяснить им, как и куда ехать. Солнце уже было над верхушками деревьев, когда им наконец повезло. Они обогнали на дороге крестьянина, правившего санями. Крестьянин оказался жителем выселка по соседству с Чудовым Бором.
35
Здесь побывало Зло. (лаэданск.)
– Чудов Бор? А как же, знаем! – сказал мужик. – В другой раз проводил бы, а вот нынче не в ту сторону еду. Это к Игнач-кресту надобно ехать. Аккурат верст пятнадцать по тракту.
– Тут одна деревня с таким названием?
– Одна, мил человек, одна-единственная. Поезжайте на закат по тракту, так и доберетесь еще до сумерек. Только с тракта не съезжайте, потому как можете в полынье оказаться. Топей здесь шибко много. Сейчас еще можно проехать, а как ледоплав [36] начнется, одна дорога – на лодке или по тракту…
36
Ледоплав – вскрытие рек ото льда.
Они сделали так, как сказал крестьянин. Тракт вел их через лес, но и тут они встречали людей. Несколько раз Руменика и Акун обгоняли группы сбегов с санями и волокушами, груженными спасенной рухлядью. Люди настороженно косились на чужеземцев. Прямо среди леса неожиданно возникали перед глазами крошечные деревушки – пять-шесть домов, окруженных плетнями или бревенчатым тыном, до самых окон засыпанных снегом. Стаи ворон, облюбовавших высокие сосны по обочинам дороги, встревоженно каркали при приближении всадников.
– Акун! Ты вправду так сделаешь?
– Что?
– Вернешься в Торжок? – Руменика
– Никто не может знать своего будущего, – уклончиво ответил Акун.
– Это не ответ!
– Я дал воеводе слово. Но, может быть, священная Триада избавит меня от необходимости его сдержать.
– С каких пор ты стал таким скрытным, Акун?
– Я всегда был таким.
Они проехали лес и теперь пересекали обширную плоскую равнину, насквозь продуваемую ветром, от которого не защищали ни шубы, ни толстая кожа туник. Тракт совершенно замело, и лошади шли с трудом. Акун выругался; вчера, казалось, зима уже собралась уходить, уступая место весне, сегодня же разразилась нешуточная метель. Однако поворачивать обратно не имело смысла.
– Пока холод не усилился, надо ехать, – сказал старый милд Руменике. – Я поеду вперед. Иди за мной след в след. Не сворачивай в сторону. Если провалишься в топь, я не успею тебя вытащить. Даже если вытащу, в мокрой одежде ты замерзнешь насмерть за пять минут.
– Ободрил, старый хрен! – шепнула Руменика, когда Акун пустил коня вперед.
Только у настоящего скроллинга может быть такой конь, подумала Руменика, восхищенно глядя на Габара. Жеребец непонятно как находил верный путь в этих сугробах. Акун проехал локтей пятьдесят-шестьдссят, потом махнул девушке рукой. Руменика пустила Куколку вперед, всматриваясь в следы. Нужно было ехать быстро, ветер заметал следы в считанные минуты.
Так они проехали с лигу, когда Акун издал какое-то восклицание, которого Руменика не поняла, и показал рукой па запад. Девушка присмотрелась, но увидела только прижавшиеся к равнине тяжелые серые тучи и чернеющие вдали рощицы голых замерзших деревьев.
– Там что-то блестит, – пояснил Акун. – Вроде, как крыша храма. Наверное, это и есть Чудов Бор.
– Я совсем продрогла. Дай хоть глоток вина.
Фляга у Акуна была объемистая, но налитка в ней оказалось совсем немного. Впрочем, этого хватило Руменике, чтобы согреться, хоть и ненадолго. Они снова поехали гуськом, полагаясь на чутье вороного и с надеждой поскорее попасть в тепло и поесть горячего.
– Как люди вообще могут жить в этой стране! – ворчала Руменика. – Интересно, тут бывает лето, или нет? Просто какая-то ледяная преисподняя, мать ее!
– Село! – воскликнул Акун. – Мы добрались.
– Благодарение Единому! У меня, похоже, даже желудок замерз.
Теперь и Руменика могла видеть на горизонте маленькое блестящее пятнышко над равниной. Даже лошади, казалось, взбодрились, почуяв близость жилья, пошли быстрым шагом. Очень скоро вдали уже различалась россыпь бревенчатых изб, вытянувшихся в длинную полосу и с трех сторон окруженных лесом.
Именно в это мгновение Руменика ощутила прилив тепла к левой руке. Взглянув на свои пальцы, она увидела, что каролит в перстне Гармена ди Браста светится мягким зеленым огоньком. Она невольно залюбовалась этим красивым зеленым свечением, а потом сообразила, что это наверняка неспроста, что тут замешано какое-то очередное волшебство, и Акун обязательно должен знать, почему это камень вдруг начал светиться.
– Акун, у меня камушек в кольце светится! – крикнула она.
– Это хорошо, – донеслось до нее вместе с порывом ветра. – Мы у цели.