Девятый камень
Шрифт:
Сара бережно положила письмо на место, заметив, что ее руки покрылись гусиной кожей, несмотря на знойный воздух. Если Чарльз Герберт убит тем же человеком, который совершил три убийства в Лондоне, тогда Говинда мог иметь какое-то отношение ко всем четырем преступлениям, ведь так?
Глава 30
Только тот, кто, отбросив желания, пребывает без вожделений, без стяжаний, без
На следующее утро Сара сидела за письменным столом Лили и смотрела, как лучи солнца, проникающие в комнату через жалюзи, падают на голубую шляпную коробку, словно приглашая Сару продолжить изучение ее содержимого. Однако она еще не была к этому готова, ее потрясло описание амулета — но она и сама не могла объяснить почему. Очевидно, Говинда заразил Лили своими суевериями.
У Сары появилась новая причина для беспокойства. Если наваратна так опасна, как считал Говинда, то следовало предположить, что она могла творить свою темную магию над новыми владельцами амулета? Конечно, после того как амулет был украден учеником ювелира или вором-убийцей, его могли разобрать на части, чтобы продать бриллианты по отдельности. Но что, если наваратна сохранила свою целостность? Сара содрогнулась, но тут же почувствовала себя довольно глупо. Сбылось предупреждение мистера Эллиота — Восток начал действовать на нее.
Когда Сара отвлеклась от размышлений, ее уже ждал слуга. Ей предстояла встреча с махараджей и махарани.
Значит, придется надеть одно из платьев Лили, и Сара выбрала наряд янтарного цвета с корсажем, украшенным шоколадно-коричневой лентой. Она привыкла ходить по дворцу босиком, ей нравилось чувствовать под ногами шелковые ковры и прохладный мраморный пол. Однако ей предстоял визит к особам королевской крови, и она надела усыпанные яркими бусинками туфельки, которые подарила ей Сарасвати. И тут Саре показалось, что она слышит шепот Лили, рассказывающей о своей встрече с принцем. Она должна прикрыть плечи.
Сара ожидала увидеть королевскую чету, но сначала ее отвели в покои махарани, находящиеся в западном крыле дворца. Здесь она обнаружила полную, богато одетую женщину, возлежащую на горе расшитых подушек. Ее окружали служанки, одна из которых смазывала волосы махарани маслом из серебряной чаши. Другая сидела у ее ног и надевала на толстую лодыжку еще один усыпанный самоцветами браслет рядом со множеством других золотых браслетов. В комнате плавал густой дым, и Сара сразу узнала неприятный сладковатый аромат — в Лондоне было немало мест, где курили опиум.
Махарани внимательно оглядела Сару, молча оценивая детали ее фигуры и одежды. Потом она заговорила, растягивая слова:
— Значит, ты та самая сирота, которую так часто вспоминала мем-сахиб Лили? Она всегда говорила о тебе с большой любовью, и мы счастливы видеть тебя у нас во дворце. Я бы хотела встретиться с тобой еще раз, возможно, завтра. Я пошлю за тобой. Мой муж вскоре примет тебя в тронном зале.
Махараджу часто призывают важные дела, не очень понятно сказала Саре махарани, возможно, он вновь скоро покинет дворец. Ему необходимо проинспектировать джутовые и хлопковые фабрики, кроме того, возникли какие-то проблемы с плантацией индиго в Лакхнау… Махарани говорила о деятельности мужа с такой отстраненностью, что Сара решила: жизни супругов почти не пересекаются.
Тронный зал находился в центральной части восточного крыла дворца и был размером с первый этаж дома в Кенсингтоне. Стены были золотыми, а
Принц не сидел на троне, а стоял спиной к залу, глядя на документы, разложенные на узком столе у стены. Махараджа оказался стройным мужчиной в узких штанах и длинной вышитой тунике, голову его украшал шелковый тюрбан. Он повернулся, когда Сара вошла. Должно быть, прежде он был красив, подумала Сара, но время, частая хандра и алкоголь давно одержали над ним победу. Глаза потускнели, нос покраснел от выступивших тонких вен.
— Добро пожаловать в Варанаси, мисс Сара. Я счастлив принимать у себя в гостях друга мем-сахиб Лили. Здесь все ею восхищались. Насколько я понимаю, ты так же, как она, книжник?
— Да, но я больше пишу о новостях, сэр. Лили Коречная была настоящим писателем. Как я слышала, она даже принимала участие в спасении древнего храма в Бенаресе?
— Меня бы это не удивило. Хотя я должен признать, что мои дела совершенно не оставляют мне времени на… окружающий большой мир. Но теперь, когда ты об этом сказала, я вспомнил, что мем-сахиб Лили увлеклась индуистской религией. Тебе следует расспросить рани Сарасвати о том храме, ведь она придерживается индуистской веры.
Махараджа вел себя с безупречной вежливостью, он очень высоко, хотя и с некоторой грустью отзывался о Лили. Сару совсем бы не удивило, если бы оказалось, что принц был немного влюблен в Лили Коречную, впрочем, он был бы не первым мужчиной, которого привлекли ее изящество и доброта. Сара вспомнила о письме Джону Ларку, лежавшем в шляпной коробке. Она надеялась, что там инспектор найдет слова прощания, которых ему так не хватало. В юности Сара много раз мечтала о том, чтобы миссис Коречная и Джон Ларк сблизились, но теперь, когда прочитала письма Лили, она многое поняла. И дело не только в том, что Франц оставался ее единственной истинной любовью, — Лили слишком высоко ценила свою свободу.
Сара поддерживала вежливую беседу с махараджей, а когда почувствовала, что аудиенция подходит к концу, спросила, может ли она взглянуть на его коллекцию живописи, поскольку ей хотелось бы увидеть полотна Франца Коречного. И еще Сара рассчитывала, что у нее может возникнуть подходящий повод задать вопрос о судьбе Говинды. Принц согласился и обещал прислать за Сарой.
Когда Сару вели обратно по лабиринту коридоров с мозаичными стенами, она размышляла о печали махараджи — возможно, она вызвана исчезновением его любимых бриллиантов или он всегда был склонен к меланхолии. Быть может, он, как и Синтия Герберт, верил, что бриллиантовая наваратна способна каким-то образом вернуть ему цельность. Однако человек, чье существование определяют такие богатства, может в любой момент получить все, чего только пожелает. О чем еще он может мечтать? Она вспомнила слова, сказанные ей вчера Сарасвати: «То, что он желал больше всего на свете; то, что только я могла ему дать».