Девятый камень
Шрифт:
Когда время приблизилось к полудню, а жара усилилась, Сара вернулась в свою комнату. Она рассчитывала, что путешествие в Бенарес позволит ей по-новому взглянуть на собственные литературные опыты, но после приезда в город почти не бралась за перо. Теперь она открыла записную книжку, но так и не сумела написать ничего содержательного о мадам Блаватской. Интересно, подумала Сара, испытывала ли Афра Бен такие же сомнения, когда писала свои произведения. Может быть, все дело в том, что приближается сезон дождей? На ланч Саре принесли ароматный рис и маленькую чашу с острейшей приправой, после чего она улеглась спать.
Проснувшись, Сара сразу направилась к шляпной коробке, она вдруг решила, что письма Лили могут вернуть ей ускользающее вдохновение. Как Сара и рассчитывала, ей удалось найти записи, где было гораздо меньше личного. Черновики очерков, заметки Лили о Бенаресе. Потом в руки Саре попал тот очерк, который ей так хотелось найти, и незаконченное письмо.
«10 марта 1865 года
Моя дорогая Барбара!
По мере того как неизвестная болезнь все глубже проникает в мое тело, душа моя освобождается от всех страхов, а тревоги, еще
Я уже много дней провела в мраморном летнем домике, не обращая внимания на слуг, которые все еще не привыкли к пишущим женщинам. Прошло несколько недель с тех пор, как я завершила свой очерк о судьбе храма Кали, который тебе посылаю. Закончив над ним работать, я испытала большое облегчение. Поначалу я решила, что это связано с самой работой, ведь я никогда прежде не писала о проблемах Британской Индии или о пантеоне богов Бенареса. Я обнаружила, что каждый аспект богини Кали, от вдохновения и созидания до предательства и уничтожения, зеркально отражен в человеческой истории.
Но за те недели, что прошли после окончания работы, получив некоторое представление о тайнах темной богини, я обнаружила, что обладаю недоступной мне прежде безмятежностью. И сохраняю ее даже в неуемном шуме базара, когда меня дергают за руки дети и нищие; и на меня больше не производит прежнего впечатления роскошь моих покоев. По правде говоря, Барбара, мне кажется, что моя связь с земным существованием разорвана…»
Здесь письмо внезапно обрывалось. Сара взяла очерк о богине Кали и прочитала последнее и, возможно, самое смелое творение Лили Коречной о необычных женщинах.
«Мистер Эванс
САМАЯ НЕОБЫЧНАЯ ИЗ ЖЕНЩИН
В наш век индустрии и достижений мужчин, век морали и унылых богобоязненных христиан легко забыть о великих мифах и легендах, на которых зиждется наша цивилизация. В истории любой культуры и религии есть один могущественный образ богини-матери. Образ, вызывающий тревогу и неудовольствие у самых разных духовных лиц. Разве не Дева Мария родила Иисуса?
Существует весьма необычная легенда об одной из самых внушающих страх богинь индуистов, богине-матери Кали. Говорят, что король Рамадитайя получил в свое владение империю мира, но лишь до тех пор, пока на свет не появится святой ребенок, рожденный девственницей, чьим отцом будет плотник. Прожив тысячу лет, король Рамадитайя вспомнил о пророчестве и отправился на поиски ребенка, чтобы предать его смерти и сохранить свою империю. В битве с врагами король был убит, после чего начался век Кали.
Есть и другие странные совпадения в доктринах индуизма, иудаизма и христианства. Существовал индийский законодатель по имени Мену, который по характеру и статусу очень походил на Ноя, и если мы слегка переставим буквы в имени Брахмы, он может оказаться Авраамом, а его супруга Сарасвати — женой Авраама Сарой. Христиане и иудеи будут спорить, что их мифологические персонажи украдены, но кто знает, быть может, разумнее вспомнить о более древней и долгой истории индуизма.
В наше время в самом священном городе индуизма, Бенаресе, более всего потрясает упомянутая выше богиня Кали, порождающая страх и поклонение. Говорят, что храмы Кали следует строить как можно дальше от деревень и городов, поблизости от тех мест, где производится кремация, ведь именно там обитает Кали — в том самом месте, где распадаются все физические элементы. В традициях индуизма кремация означает разрушение всего того, что связывает человека с жизнью, и прежде всего гнева, страха и желания. Все ограничения и любое невежество сжигаются, а им на смену приходит огонь знания, который дарует Кали.
В сердце Бенареса есть храм Кали, построенный задолго до того, как в городе поселилось множество людей и он стал крупным торговым центром. Это место, где приверженцы индуизма — как мужчины, так и женщины — отдают дань уважения великой матери и просят у нее успеха в битвах, как в физических, так и в битвах духа. А теперь в Бенаресе идет битва между британским муниципалитетом, которому удалось получить большой заем для улучшения канализационной системы города, и его обитателями-индуистами. Долги предполагается отдавать, увеличив налоги на воду, а горожане и так слишком бедны, чтобы вовремя выплачивать уже существующие налоги. Но дело тут не только в этом — для строительства новой насосной станции выбрано место, где сейчас находится храм Кали, старейшее святилище в Бенаресе. Многие обвиняют британскую администрацию в том, что она сознательно ведет наступление на индуистов, оскорбляя мать Кали. Тысячи просьб поступили в муниципалитет — люди умоляют спасти храм, но планы по его разрушению никто не намерен отменять.
Может возникнуть предположение, что храм решено уничтожить из-за того, что богиня Кали вселяет страх в британцев, живущих в Индии, ведь она обитает там, где физические элементы прекращают свое существование. Кали — это божество, которое смеется в лицо человеческим слабостям, земным привязанностям, страхам и страстям. А это те самые качества, что двигают вперед самые могучие машины индустрии».
Глава 31
Некоторые китайские господа говорили мне, что они протестуют против введения высшего образования для женщин из-за того, что образованные женщины могут захотеть править государством. Вероятно, так думают и англичане, хотя и не говорят об этом вслух. Они утверждают, что наш мозг легче и что нас невозможно многому научить.
Когда на следующее утро Сара проснулась, она отправилась на поиски кхансамы, чтобы узнать, где найти первую наложницу принца. Ей хотелось с кем-нибудь поговорить, пусть даже с язвительной Сарасвати. Она наткнулась на дворецкого случайно, когда вошла в огороженный стенами сад, где росли пальмы. Здесь под его наблюдением целая армия садовников в белых тюрбанах подрезала ветви и уничтожала сорняки, а некоторые каким-то непостижимым образом забирались даже на самые высокие пальмы, чьи гладкие стволы не давали опоры для ног, чтобы срезать мертвые листья. Когда Сара спросила, не расскажет ли он, как попасть в покои Сарасвати, он что-то коротко приказал одному из слуг и тот исчез.
— Вы помните Говинду? — спросила Сара у дворецкого, пока они под палящими лучами солнца поджидали возвращения слуги.
— Да, мисс Сара. Конечно.
— Когда он покинул дворец?
— После того, как мем-сахиб Лили умерла.
— А он возвращался?
— Я не знаю, мисс Сара.
— А как я могу узнать, где он сейчас?
Управляющему ее вопрос понравился еще меньше, чем интерес Сары к покоям Сарасвати, но потом он немного подумал, вздохнул и ответил:
— Может быть, это известно чаукидару, главе стражи.
— А вы можете у него спросить? Пожалуйста. Мне очень нужно поговорить с мистером Говиндой.
— Я у него спрошу.
Вскоре вернулся садовник вместе с молодой служанкой, которая приносила Саре еду. Она поклонилась и поманила Сару за собой.
Девушка оставила Сару у входа в покои Сарасвати. Открыв дверь, Сара застыла на пороге в нерешительности: комната была погружена в темноту, которую не рассеивали даже стоящие на полу свечи. Тяжелые ароматы сразу же подсказали Саре, что Сарасвати, как и махарани, курит опиум, который, как Сара начала понимать, здесь распространен, как табак в Англии. Рани танцевала, словно подчиняясь ритму барабанов, звучащих только для нее. На Сарасвати были лишь бусы и дупатта [46] , которую обычно носили женщины-магометанки поверх вышитых шелковых или парчовых одеяний. Дупатта была совершенно прозрачной, и обнаженные конечности Сарасвати двигались с гибкостью ивовых ветвей на ветру.
46
Легкая шаль или вуаль из шелка или муслина, часто украшенная золотыми и серебряными нитями. В Индии атрибут как женской, так и мужской одежды.
Глаза Сарасвати неузнаваемо изменились, казалось, в нее вселился какой-то темный дух. Она что-то монотонно повторяла на незнакомом языке — Сара решила, что это хинди, но смогла разобрать лишь два слова: mera varga. Как только глаза Сары приспособились к царящему в комнате сумраку, она заметила две странности: бусы Сарасвати оказались такими же, как те, что носила она сама, а на полу перед танцующей рани стояла черная статуя примерно в два фута высотой, фигура столь жуткая, что Сара почувствовала, как ледяные пальцы страха коснулись ее шеи. Мерцающее пламя свечей не позволило девушке полностью разглядеть статую, но вскоре она поняла, что у нее несколько рук и длинный высунутый язык, с которого как будто капала алая кровь.
Сара быстро закрыла дверь и поспешила прочь, прохладный мраморный пол приятно холодил ее босые ноги. Ей вдруг захотелось оказаться рядом с консервативным, немного скучным, но очень английским мистером Джонатаном Эллиотом.
Пока ее паланкин проносили сквозь столпотворение на прибрежной дороге, ведущей в Дасасвамед, мысли Сары все время возвращались к сцене, которую она только что наблюдала. Она решила, что это была статуя одного из индуистских божеств, хотя и не могла бы назвать его имя. Сару удивил собственный страх, ведь ей доводилось видеть куда более ужасные вещи в публичных домах Сент-Джайлса. Однажды она и Элли оказались в борделе, расположенном в этом квартале, разыскивая мужчину, который питал слабость к Эллен и был готов рассказать ей все, что угодно. Хозяйка дома ужасно напоминала великана-людоеда — насколько женщина вообще может на него походить, — как оказалось, она к тому же превосходно метала ножи. В юности она была профессиональной цирковой артисткой, как позднее выяснила Эллен, а такие детали очень любил мистер Хардинг. Сара и Эллен находились всего в нескольких футах от игрока, который пытался сбежать, не заплатив, как раз в тот момент, когда его настиг нож. Он успел сделать несколько шагов с рукоятью ножа, торчащей между лопатками, но к тому моменту, когда упал на пол, он был уже мертв. Первый раз в жизни Сара видела настоящее убийство и в первый раз писала о преступлении, которое произошло у нее на глазах.
Она так глубоко погрузилась в эти воспоминания, что не заметила, как паланкин оказался возле центрального рынка. Здесь, на широкой каменной террасе, обращенной к Гангу, находился ресторан «Вайшья». Под разноцветным навесом стояли плетеные стулья и столики. Довольно скоро Сара заметила мистера Эллиота. Его панама и слегка опущенные плечи сразу бросались в глаза. Он сидел за столиком и был погружен в чтение газеты. Когда Сара подошла, он поднял удивленный взгляд. Девушка ощутила облегчение, когда Эллиот улыбнулся, поскольку опасалась, что он совсем не обрадуется обществу «синего чулка».
— Подумать только! Доброе утро, мисс О'Рейли. Пожалуйста, садитесь. Вы позавтракаете со мной? Официант! Еще чаю! Я могу порекомендовать сладкий чапатти, но не заказывайте яичный кеджери — в нем слишком много перца чили. Вы знаете, я как раз думал о вас, читая «Бенарес обсервер». Это лучшая британская газета, которые здесь выходит, если вас интересуют новости империи. Я вспоминаю наш разговор о бриллиантах. Здесь сообщается, что в Африке найдены большие месторождения! — Мистер Элл йот удивленно потряс головой, но тут его глаза загорелись: он увидел следующее сообщение. — Боже мой! Пишут, что может наступить время, когда индийским властям разрешат судить европейцев! Вот, вы только послушайте: «.. в любой момент меднокожий язычник может приговорить нас к тюремному сроку по фальшивому обвинению». — Мистер Эллиот сердито затряс головой. — Возмутительно!