Девятый конвой
Шрифт:
«Белый Ключ» утопал в зелени дубов и каштанов. Светлые здания стандартной советской постройки прятались за деревьями. Между ними петляли асфальтовые дорожки, покрытые трещинами. К основному двухэтажному корпусу вела широкая аллея. Виднелись беседки, заросшие сорняками. За кустами притулилось здание подстанции, с которого давным-давно отвалилась штукатурка.
Возле него прохаживались люди в камуфляже. Видно было, что дисциплина тут поддерживалась. Бойцы, дежурившие у шлагбаума, меньше всего напоминали сборище анархистов. Новенькое обмундирование, бронежилеты, каски. Все, как один, выбриты
– Смирно! – скомандовал опрятный офицер с ухоженными усиками.
Колонна проехала шлагбаум и остановилась. Офицер строевым шагом подошел к открытому окну и как-то неловко отдал честь, чуть не вывернув при этом руку из плечевого сустава.
– Слава Украине! – выкрикнул он немеркнущий бандеровский слоган.
А потом служивый забубнил, мол, на вверенном объекте никаких происшествий не случилось, подразделение бдительно несет службу, жалоб нет.
Архипов приставил к боку генерала ствол, чтобы тот помнил о своей роли. Маслак поморщился. Макаров и Ершевич сидели неподвижно, невозмутимые как сфинксы.
– Еду привозили? – хмуро спросил генерал.
– Так точно. – Офицер немного смутился, но не рискнул пожаловаться на качество и количество провианта. – Все в порядке, господин генерал, никто из бойцов не жалуется.
– Что с заключенными?
– Их охраняют, господин генерал, – ответил офицер и ухмыльнулся. – Ропщут москали, грозятся, ругаются, оскорбляют наш майдан. Мы провели профилактическую работу, вывели двух… нет, господин генерал, они живы, – поспешил успокоить офицер. – Мы просто заткнули их поганые рты. Заодно бабам показали, что с ними сделаем, если не перестанут нас оскорблять.
Генерал приказал:
– Через пять минут соберете весь караул в холле главного корпуса. Есть информация, которую я должен донести до каждого. Пока это все!
Караульный офицер недоуменно посмотрел на Маслака, онемевшего Ершевича, Вадима, устроившегося на заднем сиденье.
Он козырнул:
– Так точно, я понял, господин генерал. Через пять минут караул будет построен. Бодрствующая и отдыхающая смены.
– А часовым особое приглашение? – проворчал генерал. – Ради них я должен устраивать отдельное тематическое представление? Я сказал все, капитан. – Он увидел, что озадаченность на лице офицера сменилась полным изумлением, и добавил: – Мои люди их временно заменят. Не волнуйтесь, это недолго. Хлопцы, которые приехали со мной, тоже умеют ничего не делать в течение нескольких минут.
Пружина напряжения сжималась. Колонна остановилась в ста метрах от главного корпуса. Спецназовцы покинули машины, осмотрелись. Из образа никто не выходил, изображать солдат украинской армии у них вошло в привычку. Макаров и Вадим держались рядом с генералом.
– Любая глупость, Георгий Данилович, и первая же пуля будет ваша! – сквозь зубы пробормотал Архипов.
– Что делаем, командир? – прошептал побледневший Макаров.
– Все хорошо, Виталик, – отозвался Вадим, почти не шевеля губами. – Назовем это моделированием ситуации в реальном времени.
Кротов и Елисеев отделились от компании, зашагали к шлагбауму – заступать на пост. Полянский с Данилевским, подчиняясь безмолвному приказу
Несложно представить, что творилось на душе у Маслака. Подашь тревогу – гарантированно заработаешь пулю. Не сделаешь этого – станешь виновником грандиозного провала, предателем, кончится все. Унижение, плен. Даже если обменяют, о карьере можно забыть. Грабовский все припомнит. Опала, суд, тюрьма – это в лучшем случае. Никто по возвращении на родину не даст за его жизнь и ломаного гроша.
Вспомнить о подзабытой офицерской чести? Крикнуть, достойно умереть, дать подчиненным шанс справиться с обнаглевшими российскими диверсантами? Почему бы нет? У украинцев подавляющее численное превосходство!
Архипов прекрасно видел, как терзали генерала неразрешимые противоречия. Его лицо становилось бледным, потом краснело, покрывалось пятнами. К счастью, куратор «Дайнара» не был героем, к самопожертвованию относился критически, очень ценил собственную жизнь. Он угрюмо смотрел, как мимо, отдавая честь, проходят подтянутые добровольцы «Приазовья».
Вадим уже почти не дышал, был готов реагировать на любую выходку. Остальные тоже стали сгустками нервов. Спецназовцам не хотелось убивать этих парней. Пусть сволочи, отпетые каратели, пошедшие в армию лишь затем, чтобы убивать быдло, захватившее Донбасс. В сознании парней крепко сидела мысль о том, что все славяне братья, одна страна.
Подтягивались опаздывающие бойцы, взбегали на крыльцо. Молодые крепкие парни, всем за двадцать, кому-то за тридцать, без особого интеллекта в постных лицах. Что за привычка отдавать честь, когда на плече висит оружие? У американцев насмотрелись? Кажется, все, четырнадцать душ, как и было заявлено.
– Ну и рожи! Гей-парад какой-то, – злобно пробурчал Макаров. – Вот и все, подонки. Пришла к вам пушистая, хорошо упитанная полярная лисичка.
– Пошли, мужики, – процедил сквозь зубы Архипов. – Вперед, Георгий Данилович! – Он подтолкнул генерала. – Пришел ваш звездный час, наслаждайтесь. Впрочем, больше можете ничего не говорить. Вы все сказали, вашу мать!..
Он обернулся. Из-за водосточной трубы показались Данилевский с Полянским. Правильно, что им делать у подстанции, если все события разворачиваются здесь? Кусты вдоль центральной аллеи подозрительно подрагивали. Кротов и Елисеев тоже подтягивались поближе, имея приказ контролировать здание снаружи. Незачем всем внутри толпиться. Играли как по нотам. Спецназовцы во главе с генералом вошли последними.
Караул уже выстраивался в две шеренги посреди холла. Кто-то что-то бубнил, кто-то приглушенно переругивался. Мраморные плиты вестибюля покрылись трещинами, пестрели выбоинами. В старомодные витражные окна из толстого стекла сочился яркий утренний свет. Помещение было просторным, напоминало приемный покой в больнице. Мебели тут практически не осталось, только несколько обветшалых банкеток. В глубине двустворчатая дверь, справа лестница с выходом на галерею второго этажа.
– Равняйсь! Смирно! – скомандовал офицер.