Дезертир флота
Шрифт:
– Бесполезный, – согласился фуа. – Я ведь не колдун. Уметь стрелять из арбалета, как ты, гораздо нужнее.
– При случае я тебя научу, – пообещал Квазимодо. – А сейчас ложись-ка спать, утром нам опять этот проклятый эвфитон тащить. Филин быстро вряд ли оклемается.
День выдался мучительным. Несмотря на то, что под ногами стало значительно суше, движение отряда замедлилось. Теперь приходилось прорубаться сквозь сплошные заросли. Квазимодо вдоволь намахался кукри. Руку ломило. Шедшие впереди солдаты менялись все чаще. В густом переплетении кустов и лиан дышать было совершенно нечем. Как ни экономил вор воду – обе баклаги кончились уже к
Днем исчез один из носильщиков. Коротко вскрикнул, захрустели заросли. На листве не осталось даже следов крови.
Обеденный привал показался чудом. Квазимодо есть сухую кашу не стал. По приказу Глири сделали котел с отваром. На этот раз все жадно пили нестерпимо горькую жидкость. Вор заставил себя не падать на землю. Перешагивая через лежащих вповалку людей, вскипятил котелок с водой, процедил сквозь ткань еще раз. Обжигаясь, перелил в баклаги. Посидеть, вытянув ноги, почти не удалось. Заорал сотник. Еще двое «желтков» не смогли встать после обеденного привала.
Снова колючие заросли. Солдаты все громче проклинали проводника. Сплошная непроглядная чаща со всех сторон. Среди этих спутанных лиан не бывал никто крупнее змей и крыс.
– Спокойнее, спокойнее, – бормотал Квазимодо. – Больше полощи рот…
Маленький ныряльщик пил с такой жадностью, что что-то щелкало и клацало в тонком горле.
– Хватит! Подняли…
Фуа покорно ухватился за лафет, и пара товарищей снова двинулась по узкой прорубленной тропе. Вор держал в свободной руке кукри и с ненавистью отмахивался от пытающихся зацепить лицо колючих веток. Царапины они на коже оставляли крайне болезненные. Впереди и позади сопели потные измученные солдаты и носильщики. «Желткам», несущим не слишком тяжелые, но громоздкие части лодок, приходилось еще тяжелее. Квазимодо с тревогой думал о своих носильщиках. В обед он их «подкормил», но оба выглядели паршиво. К тому же запас волшебного нутта подходил к концу.
Движение вновь застопорилось. Один из «желтков» присел по нужде прямо на тропе. Его проклинали в несколько десятков голосов, но делать было нечего. Сойти с прорубленной тропы было некуда, а желудки бунтовали у всех, включая сотника.
– Немного осталось, – просипел фуа. Руки у него тряслись от слабости, но повязку он старался накладывать по-прежнему ровно.
– Ради всех богов, не будем торопиться, – пробормотал Квазимодо. Он в изнеможении сидел на земле. Привычно зудели москиты. Темнота уже давно спустилась под полог зарослей, лишь в редких прорывах в листве еще светилось вечернее небо.
Палочка с червем оказалась прибинтована к ноге. Вор с трудом встал, помог подняться на ноги товарищу:
– Пойдем ужинать…
Филин лежал на земле. Повязку с его руки срезали. Черная, густо усыпанная волдырями плоть выглядела ужасно.
– Пусть кто-нибудь возьмет топор, – скомандовал Глири.
Топор взял «серый».
Квазимодо наблюдал, хлебая из котелка жидкое варево.
Свистнула сталь, раздался короткий удар. От боли Филин пришел в себя. Люди кривились от его нечеловеческого вопля. Когда начали замазывать обрубок смолой, несчастный солдат снова потерял сознание.
«Флоту не хватает
Филин умер ночью.
Квазимодо был в печали – теперь им с ныряльщиком придется тащить проклятый эвфитон до конца жизни. Не по-товарищески поступил Филин. Впрочем, он и при жизни был засранцем.
– По крайней мере ему не будет одиноко, – пробормотал вор, кивая на оставляемую отрядом поляну. Возле погасшего кострища рядом с телом Филина лежали трое умерших «желтков».
– Зачем ты лазил в его мешок? – прошептал фуа.
– Так положено. Должен же я взять что-нибудь на память? Все-таки он был моим первым номером. А вещи ему теперь без надобности. Ты же видел – их все поделили.
Вещи покойного действительно поделили солдаты. Но Квазимодо заглянул в мешок намного раньше.
От паразита Квазимодо избавился перед обедом. Ныряльщик с интересом разглядывал вяло извивающегося на палочке червя.
– Не вздумай его приручать, – предупредил вор. – Лучше уж найдем тебе мула.
– Можно было тянуть быстрее. Он крепкий, – задумчиво сказал фуа.
Квазимодо передернуло:
– Никогда не буду ловить рыбу на червя. Даже безмозглая макрель такого не заслуживает.
– Ты ловил макрель? – удивился ныряльщик.
– Ну да, в детстве. Тогда я любил баловаться всякой ерундой…
Темно-зеленные склоны горного хребта солдаты увидели на следующий день.
Глава 3
Сколько хватал глаз, простиралось зеленое, местами сияющее проблесками воды, пространство. Отсюда жижа болота совсем не казалась черной. Даже и не подумаешь, что там дышать нечем. Туман испарений сверху выглядел легкой дымкой.
«Да, много мы прошагали», – с непонятным самому себе удовлетворением подумал Квазимодо.
Вор сидел на краю утеса, свесив ноги, и наслаждался отдыхом. Рядом присел на корточки фуа-ныряльщик. После смерти Филина стало уже совсем непонятно – то ли Квазимодо выполняет должность охранника при маленьком пловце, то ли сам фуа прочно занял должность второго номера расчета эвфитона. По крайней мере пловец исправно волок части орудия и вообще помогал чем мог. Квазимодо был искренне благодарен, хотя и по-прежнему считал фуа дурачком – зачем тащить то, что тебе конкретно не поручали, когда можно двигаться налегке?
Ладно, ныряльщик был неплохим парнем.
Квазимодо, прикрыв глаз ладонью, посмотрел на солнце:
– Жарко сегодня будет. Хорошо, что идти никуда не надо. Вот Глири-то расщедрился.
– Носильщики на ногах не стоят. Да и куда идти? – прошептал фуа, стараясь разглядеть стаю птиц, кружащуюся над бесконечным пространством болота.
Когда отряд пробился сквозь тростниковые заросли на границе болота и поднялся на первые скалистые уступы, выяснилось, что пути дальше нет. Перед людьми высились скалы, заросшие густыми кустами и цепкими деревьями. Нельзя сказать, что препятствие казалось непреодолимым – ловкий человек был вполне способен, цепляясь за лианы, подняться на ближайшую вершину. Разведчик, посланный сотником, так и сделал. Над скалой шла терраса, дальше начинался еще один подъем, за ним еще и еще. Измученным, отягощенным грузом людям преодолеть такую гигантскую лестницу было явно не по силам. В отряде осталось двадцать восемь бойцов (не считая самого сотника) и три десятка полудохлых «желтков». Еще двое пловцов-лягушек, но их Квазимодо не знал, к какой части отряда приплюсовать – вроде и не «желтки» безмозглые, но и воины из ныряльщиков так себе.