Дезертир
Шрифт:
– А что, прежде они вообще не разговаривали?
– Почему? Разговаривали. По слову в день. А тут чего-то долго обсуждали. Отсели в одной портовой таберне в сторонку, и давай языками чесать.
– Обычно Спартак неразговорчив?
– Да. Особняком держался. Молчал все время. Нелюдимый. Подшутить как-то пытались над ним, так он Койона едва не зашиб. Не понимает шуток.
– Бьется крепко? – спросил Дециан.
– Не слабак, – ответил Дракил.
– Эвдор как-то возвышал его?
– Да нет. Нельзя такого сказать. Вот Пьяницу – да, а этого – нет. Такой же он был, как мы все. В драке не последний, но не более того.
– Ты сказал, что он к вам прибился, – сказал Лидон, – давно?
– Да где-то года два.
– А ты сколько лет с Эвдором?
– Пять-шесть. Не помню. Не считал.
Тиберий встал из-за стола, прошелся взад-вперед, заложив руки за спину.
Так. Этот Эвдор решил зачем-то встретиться с Серторием после того, как поговорил с фракийцем, рядовым, ничем не выделяющимся пиратом. И произошло это на следующий день после Коллинской битвы, когда разбойные стояли в Остии. Пираты в трех шагах от Рима. Спокойненько так торчат, вероятно, даже зимуют, ибо в ноябрьские календы редко кто отваживается выходить в море. И никто их не хватает, не предает казни. Интересно.
Эвдор владел двумя кораблями, причем довольно небольшими. Не десятками, как критянин Ласфен, киликиец Эргин Мономах или Гераклеон-вифинец, по прозвищу Уголек. И уж точно он никто и звать никак в сравнении с Зеникетом, некоронованным царем Пиратского берега (по слухам, даже богом, сидящим на горе Феникунт, Ликийский Олимп, откуда, по рассказам моряков, все море до самого Кипра, как на ладони). Все эти имена на слуху повсеместно, даже в Риме. А кто такой Эвдор? Тиберий прежде этого имени не слышал. Но именно этот человек зачем-то рвется к Серторию. Пока одни загадки. Пока.
– Значит, встретился Эвдор с Серторием, переговорил о чем-то, и отправился восвояси, опять не сказав, куда именно? – спросил Тиберий.
– Примерно так, – буркнул Дракил.
– Примерно?
– Ну, мы в море все вместе вышли, вместе с Серторием, когда римские корабли возле Питиусы заметили. Эвдор, ничего не сказал, куда идем, но, похоже, еще хотел с Серторием какое-то время остаться. Шторм налетел. Мы едва "Актеон" не потеряли, а уж попутчиков наших и вовсе след простыл. Искать не стали.
– Куда Серторий собирался идти? – снова влез Дециан.
– Оставь, Тит, – отмахнулся Лидон, – он все равно этого не знает.
Он приставил к столу складной табурет-селлу.
– Садись.
Дракил послушно сел. С неестественно прямой спиной, словно оглоблю проглотил. Тиберий вернулся в свое кресло, наклонился над столом, опершись локтями, и сказал:
– А расскажи-ка мне, Дракил, про Эвдора.
– Что рассказать?
– Все, что ты о нем знаешь.
– Это долго, – предупредил пират.
– Ничего. У нас много времени.
Дракил некоторое время помялся, потом все же заговорил.
– Где-то шесть лет назад у меня был собственный корабль. Я, правда, ходил под Ласфеном, ну так всякий из Братства имеет над собой кого-то. У тех же киликийцев самый могучий – Эргин, да и то он подчиняется Зеникету.
– Не можете, псы, без вожака? – усмехнулся Дециан.
– Не отвлекайся, – сказал следователь, а на Тита Вария посмотрел неодобрительно.
– Я бы не отказался без вожака пожить, своим умом, – буркнул пират, – только, чтобы не как в тот раз...
– А что тогда случилось? – поинтересовался Лидон.
Видно было, что пирату не хочется отвечать на этот
– Грабанули одно богатое поместье в Аттике. На трех кораблях пришли, с дружками. Дружки смылись вовремя, а я решил еще поживиться в округе.
– И как? Удачно? – предвидя ответ, съехидничал Тиберий.
– Столько серебра поимел, сколько в жизни не видывал. Целый рудник...
– Понятно. Сгубила жадность абдерита [13] . В Лаврийские рудники попал?
13
Абдерит – уроженец города Абдеры во Фракии. Этим словом греки называли простаков.
– Да.
Тит Варий скептически хмыкнул.
Лаврийские горы с давних времен были одним из главных источников дохода афинского государства. Словно старый дуб, изъеденный жуком-древоточцем, они были вдоль и поперек прорезаны десятками, сотнями шахт и штолен глубиной до девяноста локтей.
Здесь трудились тысячи рабов. Пойманные пираты, разбойники, тысячи самых опасных, сосланных на эту каторгу за непокорство, побеги, бунты, убийства хозяев. Тысячи просто ни на что не годных, кроме тяжелой физической работы. Сюда редко попадали мастеровые рабы. Даже во времена войн, когда цены на рабов падали, мастер ценился слишком высоко, чтобы гробить его в рудниках. Разве что он был слишком строптив.
По четырнадцать-шестнадцать часов долбили рабы на глубине камень, в плетеных корзинах поднимали наверх богатую свинцом руду, где перемалывали ее в мелкое крошево. Превращенную в песок породу промывали в воде, отделяя свинец и крупицы серебра от бесполезной породы. Свинца в Лаврионе добывалось почти в сто раз больше, чем серебра, но того, что было, в течении уже нескольких веков с лихвой хватало Афинам на новые триеры, храмы, портики, новых воинов и новых рабов, что заменяли "износившихся". А изнашивались люди здесь быстро. Очень быстро. В шахте крепкий мужчина мог протянуть самое большее полгода. После чего превращался в дряхлую, еле держащуюся на ногах, развалину. Те, что работали наверху, крутили огромные дробящие жернова или промывали породу, жили несколько дольше, но ненамного. Редко, кто выдерживал более года. А потом начинался кровавый кашель, выворачивающий нутро наизнанку. И старший надсмотрщик отдавал подчиненным команду – заменить раба.
Афины давно уже потеряли свою независимость, но рудники продолжали исправно функционировать, формально все еще являясь собственностью афинской олигархии. Туда по-прежнему отправляли попавшихся пиратов.
Недоверчивый взгляд Дециана имел прочные основания. Из Лавриона не возвращались. Рудники стерегли множество надсмотрщиков. Любые беспорядки, попытки бунта молниеносно и очень кроваво пресекались. За всю историю существования рудников случилось несколько восстаний, но все они были подавлены. Афины ревностно охраняли одно из самых ценных своих владений. Лишь единицам удалось бежать, да и то, рассказы об успешных побегах сродни мифам. Они грели душу надеждой, но были не более чем сказкой. Слишком красноречивы гниющие на крестах трупы "удачливых" беглецов, сумевших выбраться из рудников, но лишь краткий миг дышавших ветром свободы. Ни один не покинул пределы Аттики, даже не добрался до Афин.