Дежа вю
Шрифт:
— Алле, Ефимыч, — радостно сказала Тина, услышав ответ мужа. — Ну как вы там без меня?
— Мы-то нормально, — настороженно отозвался Ефимыч. — А вот ты где? И почему у тебя голос такой, Валентина?
— Нормальный голос! — возмутилась она.
Муж молчал, и Тина вдруг приуныла.
— Знаешь, у меня горе, — сказала она в трубку.
— Твой внезапный алкоголизм — горе для всех нас, — в голосе Ефимыча послышалось ехидство.
— Да? — Тина всхлипнула. — Значит, вы за меня пержи… переживаете? А где мои пусики-мусики, что делают мои зайчики?
— Ксюша с Сашкой гуляют, — устало
— Я не пьяная… то есть, это… я не пью! У меня папа пил, а я не пила, — сообщила она. — У меня самолет отложили, вот!
— Откладывают яйца! — прервал ее муж. — Какой самолет, откуда?
— Из Сибири. Что теперь делать, ума не приложу! — На этих словах она схватилась за голову обеими руками, в знак того, что утомлена умственной деятельностью, и, конечно, уронила телефон. — О как! — обиделась Тина и полезла под стол.
С первой попытки акция по выуживанию трубки из-под стола не удалась. Повозив ногой, потом рукой и, наконец, шмякнувшись затылком, Тина слегка пришла в себя.
— Все нормально, — пробормотала она поспешившему на помощь официанту, — я уже разобралась. Ефимыч, — виновато проскулила она в трубку, — ты еще тут?
Он горестно вздохнул. Вероятно, мечтая оказаться в другом месте.
— Я соскучилась, — соврала Тина.
— Я тоже, — покривил душой и Ефимыч, потому что давно привык к периодическому отсутствию супруги.
— Теперь не знаю, когда прилечу, — старательно выговорила оная супруга. — Говорят, следующего рейса не будет, пока тучи не рассосутся. Или как там это называется… Чего делать-то, Ефимыч? Я тут от тоски сдохну.
Это правда. Пожалуй, это самая правдивая правда, которую ей приходилось говорить за много лет. Сдохнет.
— Валентина, чего ты мудришь? Возьми билет на ближайший поезд, и через двое суток точно будешь дома. Пока едешь, сможешь работать. Если, конечно, больше пьянствовать не будешь.
— Не буду, не буду, — машинально пообещала Тина и, опомнившись, завопила на весь бар: — То есть как на поезд? Отсюда до Москвы не меньше трех суток!
— Ты в Иркутске?
— Я в Новосибирске, — призналась она.
Ничего страшного. Он все равно не поймет. Впрочем, она сама не понимала. Тринадцать лет — слишком большой срок, чтобы дрожать при упоминании этого города.
Однако, она сказала — Новосибирск, и сердце сделало очередной невероятный прыжок, и во рту стало сладко.
Ефимыч, конечно, не понял. Ничего, сказал, тише едешь, дальше будешь. И почему-то Тина ему поверила.
Она все-таки допила свой коктейль — не пропадать же добру?! — и, остановив первую попавшуюся машину, поехала на вокзал, сокрушаясь, что ничего комфортней СВ еще не придумали, и в любом случае придется делить с кем-то пространство купе. Может, приобрести на будущее свой, отдельный вагон, а? Говорят, у какого-то олигарха имеется в собственности целый поезд. Что она, хуже что ли? Ну, ладно, поезд, может быть, и чересчур, а вот вагончик — самое то. Пригодится. Прицепит она его к какому-нибудь экспрессу и будет колесить по нашей необъятной родине. Ксюшке с Сашкой просторы покажет, они же нигде кроме чистенькой Праги да райских островов Средиземноморья и не были. Пора бы ознакомиться с родной реальностью, ну
То есть, в любовь между женщиной и мужчиной. Материнская любовь есть, чисто человеческая есть, еще любовь к родине, например, а вот другой — нету! Хорошее же отношение между полами определяется степенью доверия, уважения и многолетней проверкой. Слышите? Многолетней! Вот мы с папой, допустим. Четыре года встречались. Общались, узнавали друг друга, помогали друг другу, учились друг у друга и…»
Когда она успела стать занудой?
Бедные дети! Лучше язык себе вырвать заранее, чем в действительности произнести вслух нечто подобное.
Самое страшное, что она именно так и думает. За много лет привыкла. Уважение, доверие, взаимовыручка, а по большому счету — параллельные прямые. У нее — работа. У Ефимыча — наука: целыми днями, как его сократили, копается в умных книжках, изучает труды состоявшихся гениев, и нет-нет да вскипит: «Я бы тоже так мог!» Эпоха подвела, люди предали, солнце слишком ярко слепило, либо… Что? Дождь пошел совсем уж некстати? Ага, взял, сволочь этакая, и все испортил, а ведь как бы Ефимыч мог выйти из дома да отправиться в свой институт, да всем нос утереть гениальным открытием. Но куда ж идти под проливным дождем? И в жару не пойдешь. И это… опять же… сердце пошаливает, а в пояснице что-то колет, а в обед такой хороший фильм по НТВ обещали, а к ужину Валентину же надо встретить. Забот полон рот.
…Ну, с чего она взъелась?!
Ефимыч — добрый, ответственный, ласковый. Дня не проходит, чтобы он не сказал ей заботливо: «Устала? Давай массаж сделаю. Или сначала в ванную? А что хочешь пить — чай, компот, воду без газа? Есть холодненькая…» И глядит в глаза преданно, озабоченно.
А в постели вообще праздник! Пока Тина хоть что-то в состоянии чувствовать, это что-то ей очень даже нравится. Правда, она быстро засыпает. Так ведь изматывается потому что. Вон, в позапрошлом году они вдвоем провели отпуск, так все было просто шикарно. Выспалась наконец-то. Правда, жарко было, и заниматься сексом казалось верхом безумия.
Ефимыч — всепрощающий, всепонимающий, идеал мужчины. А ее раздражение… что ж… в каждой семье бывает такое… и муж не так уж часто ее бесит, вообще, можно сказать, редко… Она ведь любит его. Любовь предполагает некую жертвенность, вот и выплескивается время от времени досада, если кажется, что жертвы приносятся впустую. Все логично.
Ко всему прочему, она вон на вокзал поспешила, готова тысячу километров трястись в поезде, лишь бы мужа увидеть. Дети — само собой, но мысль о том, что Ефимыч тоже окажется рядом — как было и будет еще много лет, — приносила одни сплошные удовольствия. Значит, Тина не ошиблась, сделала удачный выбор, и ее супружеская жизнь — большое счастье. Мало кому удается прожить несколько лет без крупных ссор, без тайного желания отдохнуть от второй половины, без взаимных попреков, оскорблений, требований. У них получилось. Виват!