Дежавю
Шрифт:
Я решила игнорировать месье Эхо.
— Пожалуйста, Марк, нам надо поговорить!
Но внимание Марка полностью было поглощено заказом.
— Magret de Canard pour moi.
Он знал, что я ненавидела, когда он заказывал сначала для себя. По рассказам моей матери, мой отец никогда не поступил бы так. Но Марк всегда так делал, когда злился на меня.
Официант повернулся ко мне.
— А что закажет мадам?
Тогда я подумала, что официанты так распознают грубых клиентов, по тому, что они заказывают сначала для себя, а не для своего партнера.
— Sandwich au fromage. — Я улыбнулась,
— Мадам, это не кафе. — Его английский был практически идеальным. Но тон, с которым произнес эту фразу, был холоден, точно мороженая рыба. — Мы не подаем сэндвичи.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Я познакомилась с родителями Марка, Розой и Морисом, очень рано и по отдельности. Однажды в апреле мы поехали на выходные за город и направились на юго-восток, туда, где был дом семьи Марка. Озер-ле-Вульжис находится примерно в сорока километрах от Парижа, однако это место кажется несусветной глушью. Земля вокруг представляет собой равнину, мертвую равнину. Дорога в Озер, километр за километром, тянется вдоль полей свеклы и кукурузы, за которыми виднеется церковь с местным кладбищем. А затем опять поля со свеклой и кукурузой. В городке есть почта, кафе, один магазин, одна булочная, и все. Железнодорожной станции давно нет. Зато есть два кладбища, что говорит само за себя.
— Это здесь ты вырос? — дразнила я Марка в тот первый раз, когда он отвез меня туда, старательно изображая из себя «городскую штучку». — Где тут ночная жизнь?
— Tu verras. — Он улыбнулся. — Увидишь.
Тем вечером, на закате, он отвез меня на берег реки, и мы лежали в высокой траве у самой кромки воды, скрытые от взглядов рыбаков, что стояли на мосту. Сам мост представлял собой шаткую деревянную арку, перекинувшуюся через реку в нескольких сотнях метров от нас.
Тогда-то я увидела ночную жизнь Озер.
— Небо, — проговорил Марк, когда мы лежали на мокрой траве и смотрели вверх. Мы дрожали от холода, но были счастливы. — Теперь видишь? Вот она, здешняя ночная жизнь.
Марк был прав. Красота Озер была в небе над ним. Не важно, где ты находишься, но стоит только окинуть взглядом этот плоский ландшафт, и вокруг ты видишь только небо, заполняющее собой почти все пространство, и ты словно тонешь в нем. Сущий рай для астронома.
Мы направлялись домой мимо одного из кладбищ, и лишь луна освещала нам путь. Вдруг Марк сжал мою руку. — Мои прабабушка, прадедушка и бабушка с дедушкой похоронены здесь. Хочешь с ними познакомиться?
— Нет! — Нелепо засмеявшись, я выдернула руку и с криком бросилась бежать, а Марк погнался за мной.
— Tu en es sure, Энни? Ты правда не хочешь? Я уверен, что они были бы просто счастливы познакомиться с тобой!
Родители Марка жили в центре городка в старом каменном доме на ферме, который построил еще прапрадед в конце 1700 года. Спустя годы, во время наших приездов во Францию из Австралии, Чарли часами будет пропадать на чердаке, роясь в старинных чемоданах, в пыльных коробках с деревянными игрушками, рассматривая старые комиксы, между хрупкими желтыми листами которых застряла паутина. Все это было настоящим кладом для мальчишки.
Помню, после нашей
Позже, тем же утром, мы прогулялись с Морисом до местной булочной, которая располагалась примерно метрах в ста от церкви. Каждое воскресенье, по утрам, ее колокола звонили, собирая всех на мессу. Колокола часто звонили и в Озер.
Морис был тихим человеком, как и Марк. Ему, видимо, нечего было мне сказать. В конце концов, я ведь была всего лишь странным существом из далекой страны, которое охмурило его сына и которое обязательно увезет его на край света. Морис просто смотрел на нас и качал головой. О чем он тогда думал, для меня до сих пор загадка.
Но Роза, маленькая хрупкая темноглазая женщина с седыми волосами, которые когда-то были такими же черными, как у Марка, садилась рядом со мной в саду и рассказывала всякие истории. Она рассказывала о Марке, о мире, в котором он вырос. Роза приносила целые стопки старых пыльных альбомов с черно-белыми фотографиями, с фотопортретами предков Марка. Мне запомнилось фото его прапрабабушки Морван, которая стояла вытянувшись в струнку в длинном черном платье. Выражение ее лица было таким же каменным, как и застывший силуэт. Очевидно, кто-то умер.
Я с интересом наблюдала за Марком и его отцом, когда они ходили рядом по саду и общались без слов. Да, они почти не разговаривали, но это было просто молчание двоих людей, отлично понимающих друг друга. Такого никогда не было между мной и моей матерью. Ростом Морис был ниже своего сына, при этом он еще был и толще, но все равно их объединяли схожие черты. Красивые и правильные формы лица, какая-то сила, с самого сначала потянувшая меня к Марку. Он показался мне благородным рыцарем, взгляд голубых глаз которого из прорези сияющего серебром шлема пробил мое сердце насквозь.
И я подумала, может быть, и Розу к Морису привлекло то же самое? Роза пережила Вторую мировую войну, а это было и другое время, и другой мир. Но, как и я, она познакомилась с Морисом в Париже. Она сидела на Восточном вокзале и ждала поезда, который должен был подойти в восемнадцать ноль шесть. Роза должна была ехать домой, в Гретц, еще один городишко к юго-востоку от Парижа. Она очень устала, отработав двойную смену в госпитале Ларибуазьер. Морис подошел, сел рядом с ней, улыбнулся и сказал: «Bonsoir». Вот и все. Тогда мужчины были вежливыми. Это было в порядке вещей. По дороге они не разговаривали. Не потому, что Морис не думал об этом, как он говорил ей потом, а потому, что он был очарован этой хрупкой женщиной, которая в ответ с улыбкой посмотрела на него своими большими карими глазами.