Ди-джей
Шрифт:
— Что-то я не помню тебя? — новосел — романтик стал внимательно рассматривать неизвестную гостью.
— Вот её, помню, — он указал пальцем на притихшую входную дверь. — А тебя, нет.
— С головой у меня по-прежнему, не в порядке, — влюбленный медленно поднялся с кровати, подошел к полуоткрытой хулиганке. — То память теряю, теперь стал разговаривать с дверьми.
Он заглянул в проём. И не поверил глазам своим: Огромное бирюзовое зеркало моря грозно ворочалось и уходило за горизонт. Высоко в небе плыли пышные, розоватые по краям облака, на которых переливами играли последние лучи желтовато-бледного
— Такого быть не может! — Новосёл не поверил своим глазам. Испугавшись неизвестного явления в своей комнате, он резко закрыл дверь. Упёрся ногами в пол. Сильно прижал руками виновницу безобразий. (Вдруг кто-то или что-то нехорошее проникнет в наш мир и уничтожит его комнату или дом, а может быть и всё человечество! Про вселенную скромно помолчим).
— Я, сейчас в полном уме и твердой памяти, — хозяин помещения начал бубнить себе под нос.
— Я трезвый! Нахожусь там же, где был пять минут назад — в Москве, на четвертом этаже женского общежития, в бывшей сушильной комнате! — чтобы доказать себе, что это не сон он сильно ущипнул себя за ногу.
— Спокойно, Максим. Не обращай внимания на всякую ересь! Это, скорее всего галлюцинации от приема лекарств. Этого просто не может быть. Там, за дверью должен быть склад с каким-нибудь шанцевым инструментом или комната со старым бельем, а не прибрежная полоса моря… Склад должен быть.
— Склад, я сказал!!! — прозвучало громким утвердительным голосом.
Макс глубоко вздохнул и не торопясь навалился на приоткрытую дверь, прищурился, заглянул внутрь.
За дверью находилось небольшая пыльная кладовка, заваленная садовым инвентарем. Из неё пахло влажной бумагой, кожей, мышами и затхлостью.
— Вот! Так-то лучше, — повелитель стихий спокойно, с осознанием выполненного дела прикрыл дверь. Отошел. Зачем-то отряхнул руки, словно боялся испачкаться.
— Всё в порядке. Инвентарь на месте. А то понимаешь, твориться ерунда какая-то: Пароход привиделся, закат, море.
— Да-а, море, волны, белый пароход! — мечтательно произнес Максим. — Хотелось бы…
Дверь дрогнула и противно скрепя, опять начала открываться.
Творческая личность таинственно прикусила губу, и мягко перекатывая ступню с пятки на носок, подкралась к проёму. Выглянула наружу и обомлела. Потрясенная случившимся, она долго не могла прийти в себя, осматривала морской пейзаж.
Макс закрыл дверь. Затряс головой. — Склад! Склад, я сказал!
Дверь дрогнула.
…
— Закат на море и белый пароход! — из-за двери донесся шум прибоя.
— Склад, — за дверью тишина.
— Море, — громкое шипение волн и крик чаек.
— Склад.
— Психбольница!!!
— Ааа… — я понял принцип! — раздался через несколько секунд бодрый голос, свихнувшегося человека. (Поверившего во все чудеса сразу включая инопланетян, нечистую силу и Деда Мороза).
— Сейчас попробуем по-другому, — у Максима внезапно возникла блестящая идея, как будто
— Море…
— Чердак общежития, где я живу…
— Красная площадь…
— Склад…
— ГУМ…
— Красная площадь со стороны ГУМа…
— ГУМ со стороны Красной площади…
— Фантастика! — радостное возбуждение охватило Максима и вскружило голову.
— Вот это дверка!
— Вот это, подарок, кто-то оставил, для меня!!!
— А ну-ка, теперь, попробуем пройтись подальше от Москвы, по другим городам, а может быть и странам!
— Например? — Максим почесал затылок, быстро что-то соображая.
— Куда бы попасть?.. — мысли, перебивая и толкая друг друга, метались в воспаленном мозгу.
— Например…
— Новосибирск, улица Ленина!
— Должна быть такая. (В каждом городе есть, точно. Значит и в Новосибирске должна быть!).
— Дом?
— Пускай, будет… Семьдесят три.
— Подъезд?
— А, давай, первый!
Высоко в небе теплый ветер гнал черные облака, они цеплялись за луну, неслышно рвались на части и снова соединялись в ветхую ткань. Уличные фонари большого города мерцали редкой цепочкой. Золотистыми прямоугольниками ещё светились многочисленные окна. Постепенно они тухли, превращая большие громады домов в мрачные темные изваяния.
В старом, притихшем дворе, который замкнуло каре стандартных пятиэтажек, было также как в тысячах подобных дворов в необъятной стране: Скверик, в котором с усилием росли чахлые деревца и кустарники, стояли пустые скамейки, висел у подъезда фонарь, расположились двое. Один человек отчитывал другого.
— Где ты была? — ледяным тоном спросила невысокая, полноватая женщина, что была постарше.
— Гуляла, — ответила та, что помоложе, с распущенными темно-русыми волосами.
— До двенадцати ночи?
— Ну, мама…
— С кем ты была?
Девушка обиженно шмыгнула носом, твердо сжала губы, нахмурилась, отвернула лицо в сторону и промолчала.
— Я спрашиваю, с кем ты гуляла и где?
— С одним… человеком.
— Что это за человек? Ты его давно знаешь?
— Раньше не знала, а теперь знаю. Сегодня познакомились.
— Докатилась! — женщина густо покраснела. Часта задышала. Негодование, несколько минут кряду не находившее исхода в её душе, выразило себя в чудовищной по выводам тираде: Единственная дочь!!! Начала знакомиться на улицах, с неизвестными. Он, поди, ещё, и намного старше тебя? Наверняка пьющий с утра и до вечера или вообще сексуальный маньяк?
Пара на несколько минут замолчала, осознавая огромный ужас случайно прошедший мимо их семьи.
Баламутный дневной ветер, что куролесил весь день, вздымая пыль на подсохшем асфальте и весело гоняя пожелтевшие газетные листы, наконец-то стих. Ночная мгла густым покрывалом опустилась на улицы и дворы. Молодые деревья с тонкими стволами потянулись к тротуару вычерченными тенями. Где-то, совсем близко недовольно проурчал мотор "Волги". За углом дома, раздался громкий девичий смех. Его подхватил мужской баритон. Кто-то смачно выругался, завел густым басом непристойную песнь. Друзья — собутыльники подхватили её пьяными голосами.