Диагноз: Любовь
Шрифт:
— Холли, тебе нужно сказать! — поддержала ее Ди.
— Но я ничего не приготовила… — растерявшись, попыталась отказаться я.
— Холли, держи медвежонка. — Бен вытащил из чаши мокрого и счастливого крестника и протянул его мне. — Он поможет тебе почувствовать вдохновение.
— Это же не для печати, Холли, — подбодрил меня Эд.
Макс довольно брыкался, сидя у меня на руках. Скажи что-нибудь, что угодно. Семь лиц, полных ожидания — Бен, Алисия, Эд, Ди, Роксана, Мэттью и даже наш чудесный малыш, — все они ждали. Я тоже ждала, ждала, что мои мечты и все
— Я так рада, что мы встретились, — выпалила я. — То есть… все вы… ну просто… просто этот год был… я даже передать не могу… Ой, Макс, хватит! Отпусти мою сережку!
К счастью, Мэттью спас меня, заключив в объятия, а я смеялась и плакала, думая о том, как же хорошо, что меня спасли от меня же самой…
Глава 28
Сестры Фоссиль
Дежурная сестра всегда права. Уважайте ее мнение.
— Единственное, о чем я не перестаю жалеть, — это Гейб, — чуть позже сказала Роксана.
Мы были в ванной. Я прислонилась к раковине, ожидая, когда она закончит писать.
— То, как влюбилась в него?
— То, как украла его дочь, — ответила она, беря рулон туалетной бумаги, который я протянула ей. Посмотрев на оторванный клочок бумаги, Роксана заключила: — Я перестала быть забавной.
— А я думаю, что ты все еще забавляешь нас, — ответила я, наклоняясь, чтобы нажать на слив.
Роксана цеплялась за мое плечо, пока я ставила ее на ноги.
— Мне жаль, что твое путешествие вот так заканчивается, — сказала она, когда мы брели в сторону спальни.
«Мне самой жаль, что твое путешествие вот так заканчивается», — подумала я, помогая Роксане двигаться вперед и подталкивая за ней стойку с капельницей.
Я помогла ей лечь в постель, вспоминая свою маму в тот момент, который не возникал в памяти долгие годы. Это было летом 1983 года, когда мама только что вернулась домой после семестра. Мне девять лет, и я стою в дверях ее спальни, провозглашая, что она лучшая в мире мама. Почему-то мама вдруг очень разволновалась. Ей захотелось знать, буду ли я любить ее, если она внезапно останется без рук и ног.
— Да почему ты вообще такое спрашиваешь? — в ужасе воскликнула я.
— Потому что ты уж слишком мною гордишься, — ответила она.
— Конечно, я тобой горжусь. Ты будешь помогать людям! — сказала я, изображая бабушку.
— А если я не смогу сделать ничего полезного? Если у меня не будет рук и ног? — спросила мама.
— Я все равно буду любить тебя, — заявила я.
«Я все равно люблю тебя», — подумала я, подворачивая одеяло под исхудавшие ноги Роксаны. Каким-то образом она умудрилась улыбнуться мне так, что показалась куда красивее голубоглазой Шер. «Я все равно люблю тебя, мама, — добавила я мысленно. — Несмотря ни на что».
— Ты такая милая, Холли, — с благодарностью произнесла Роксана, закрывая глаза.
— Милая, как дьявол?
Роксана снова улыбнулась.
— Милая, как добрый, искренний дух. Милая во всех смыслах этого слова.
Я
— Иногда я оглядываюсь вокруг и не могу поверить, что все это произошло со мной, — мягко произнесла Роксана. — Дом выглядит прекрасно. Ди покупает для меня орхидеи. Ты приносишь мне книги в твердых обложках. И все это кажется ненастоящим. А потом у меня не хватает сил, чтобы поднять книгу, и Эд вынужден переворачивать для меня страницы. Или меня тошнит после трех ложек супа и самой малости фруктового салата… и я понимаю, что это все-таки реальность.
Она посмотрела на меня, скосив глаза, и сказала:
— Интересно, Гейб умер, ненавидя меня?
Вентилятор под потолком скрипел и дрожал. Я присмотрелась к его вращению, вычисляя вероятность того, что вся эта конструкция может приземлиться нам на головы, и лишь потом спросила:
— А как ты думаешь?
— Думаю… нам обоим есть о чем жалеть, — голос Роксаны стал задумчивым. — Гейб влюбился в другую женщину. Это было для меня очень болезненным ударом. В то время Ди оказалась единственным способом ответить ударом на удар. Конечно, мой поступок не прибавил мне Божьей милости, сколько бы я ни вспоминала эту ситуацию… Но что, если единственным способом исправить мою плохую карму было попросить у Гейба прощения? А теперь он мертв, и я не могу этого сделать.
— А почему ты сама не можешь простить себя? — спросила я.
— Простить себя? — Роксана уставилась на меня испытующим взглядом.
— Да, именно так, — настаивала я. — Почему бы и нет?
— Я только что объяснила тебе! Я продолжаю вспоминать свои промахи снова, снова и снова…
— Роксана, если ты не будешь все время вспоминать свои промахи, ты наделаешь вместо них другие, свято место пусто не бывает. Почему для тебя так важно изменить свое поведение? Просто признай, что ты поступила бы точно так же, вернись все на свои места. Посмотри в лицо своей вине и прости себя за то, что была самой собой. Возможно, это и есть способ исправить твою карму.
— Думаешь, это меня излечит? — спросила Роксана с почти детской надеждой в глазах.
Я постучала пальцем по виску, как недавно делала она.
— Вот здесь, — сказала я. — И если тебе удастся простить себя, ты сможешь простить и Гейба за то, что он с тобой сделал.
— О, я давно его простила. И мне жаль, что он так страдал. Если это, конечно, что-нибудь значит. — Роксана нахмурилась. — Думаю, больше всего мне следует пожалеть Ди. Я забрала ее от отца, и теперь она никогда не сможет отыскать его. Я надеюсь лишь, что она не будет ненавидеть меня, когда я умру.
— Роксана, Ди никогда не держала на тебя злости. И я уверена, что она уже простила тебя.
— Надеюсь, ты права.
Мы лежали рядом, вдыхая и выдыхая ветер. За окном колыхались ветви деревьев, с улицы доносились звуки гитары, а над нами по своему вечному кругу ходил вентилятор.
— Нет, ты не можешь, — сказала Роксана.
— Чего я не могу? — спросила я, поднимаясь на локтях.
— Остаться здесь навечно.
Я улыбнулась, памятуя о международном признании мудрости Роксаны, и погладила ее по щеке.