Диагноз: Любовь
Шрифт:
Вернулась официантка, еще более недовольная жизнью, поскольку чуть не споткнулась о креслице с Максом, стоявшее возле стола. Она поинтересовалась, не желаем ли мы «убрать это куда-нибудь», словно Макс был сброшенным пальто. Когда Роксана сказала, что он останется там, где и был, официантка непонимающе заморгала. Возможно, именно ее глупое выражение лица заставило Роксану зачитывать меню медленно и внятно. Она заказала графин охлажденного шардоне и два бокала. Я не стала возражать, но дала себе слово, что выпью столько, сколько смогу, чтобы
— Итак, ты мне не доверяешь, — сказала я, когда наша страдающая анорексией официантка скрылась из виду.
— Я не доверяю докторам, — заявила Роксана, читая меню. — Это не имеет отношения к тебе лично. Но какого черта мы говорим обо мне? Кто твой счастливчик? — спросила она, сменив тему.
— Он… санитар. — Я вдруг почувствовала, как вспыхнуло мое лицо. — И он играет в рок-группе.
Роксана рассмеялась.
— Великолепно! И как долго это продолжается?
— Несколько недель.
Официантка поставила вино на стол, не потрудившись налить его в бокалы или хотя бы поинтересоваться, будем ли мы обедать. Роксана сама налила вино в бокалы и приподняла свой, однако, похоже, ее больше интересовала я, чем возможный тост.
— Ты влюбилась, — сказала она. — Ты вся светишься.
— Я его едва знаю, — ответила я, касаясь бокала Роксаны своим и делая большой глоток под ее внимательным взглядом. Шардоне было легким, освежающим, с фруктовым ароматом. — Нельзя говорить о любви, когда ты только познакомился с человеком.
— Конечно, можно, — отмахнулась Роксана от моего заявления.
Но я не могла проигнорировать то огромное количество противоречивых чувств, которые меня обуревали, поэтому продолжала настаивать:
— На все нужно время. И я не могу позволить чувствам, таким как похоть, влиять на мое поведение.
— О Боже, Холли, — рассмеялась Роксана. — Все остальные просто влюбляются. А для тебя любовь — это диагноз.
Вернулась наша официантка, делая вид, что интересуется нашим заказом. Роксана выбрала пирог с сыром и шпинатом, я остановилась на салате «Никоши». По какой-то причине, стоило мне начать уточнять — «никаких анчоусов, никакого соуса», — официантка закрыла ручку колпачком и засунула ее в карман.
— Странно то, что мы с ним уже встречались, — продолжила я. — Ну, с этим парнем. Это было давно, нам тогда было по девять лет. И вот теперь, спустя столько лет, мы оказались соседями по общежитию. Неужели это какой-то знак свыше?
Роксана на минутку задумалась.
— Нет. Это просто милое совпадение.
Наверное, она заметила мое разочарование, поэтому поспешно добавила:
— Я имею в виду, черт побери, что все, с кем ты встречаешься, очень важны для тебя. Но стоит ли из-за этого связывать свою судьбу со старым знакомым? Нет. Послушай меня внимательно. Медиумы не могут знать, за кого ты выйдешь замуж, а если утверждают обратное, не верь им. Твоя мать говорит, что все в порядке, поскольку этот парень не оптимист. — Роксана задумалась над тем, что сказала, словно эти слова вырвались прежде, чем она успела осознать их смысл. — Забавно. Я и сама не особо доверяю чересчур веселым и бойким.
— Моя мать сказала тебе… —
— Видела, — подтвердила Роксана. — Я просто не понимала, кто это, пока Клиффорд не привел ее с собой и мы не встретились.
— Клиффорд…
— Мой духовный проводник.
Ага. Он.
— Она счастлива? — спросила я.
— А с чего ей быть несчастной? — сказала Роксана, словно после смерти все обязаны радоваться. «Потому что я не с ней», — подумала я, но не произнесла этого вслух. К тому же я уже знала ответ на этот вопрос: для того чтобы быть счастливой, моей маме необязательно мое присутствие. Она прекрасно знает, как быть счастливой без меня.
А потом я поняла, что моя мама могла иметь в виду вовсе не оптимиста.
— Она не против того, чтобы я вышла замуж за оптимиста, — мрачно произнесла я. — А вот оптик ей бы не понравился. Офтальмологи их не особо любят.
Роксана рассмеялась, налила нам еще вина, после чего откинулась на спинку стула и заметила:
— У твоей матери было что-то вроде пунктика относительно самоконтроля, правда?
— Нет.
— Иногда, — настаивала Роксана.
— Никогда, — возразила я, пытаясь проглотить застрявший в горле колючий ком. — Просто она была очень гордой.
— Ты так злишься из-за вашей разделенности, — заметила Роксана.
— Она мертва. — Я отставила бокал немного резче, чем собиралась. — Что толку злиться на другую реальность?
Когда Роксана наклонила голову и искоса взглянула на меня, я начала подозревать, что Клиффорд заполнил эту паузу голосом в ее голове.
— Ты злишься на нее, — вымолвила она наконец.
— Это глупо, — ответила я. — Ведь мамы уже нет, как я могу злиться?
— Именно на это ты и злишься. На то, что она умерла.
— Нет, не на это. — Я покачала головой, неожиданно рассердившись. Да кто такой этот ее духовный наставник? — Я злюсь на маму, потому что она бросила меня, когда мне было девять лет. Потому что она влюбилась в кого-то, кто определенно не был моим отцом.
От изумления брови Роксаны превратились в две дуги.
— Моя мать была полной эгоисткой.
Принесли еду, в моем салате оказались и анчоусы, и соус, но я не стала отсылать его назад, пытаясь справиться с ощущением, которое нахлынуло на меня в связи с последней фразой: «Моя мать была полной эгоисткой». Такой же, как я сама.
Роксана не притронулась к пирогу, просто наклонилась ко мне и прошептала:
— Я рада, что ты признала правду насчет нее.
Я подняла взгляд от джунглей, раскинувшихся на моей тарелке, и встретилась глазами с Роксаной.
— Если твоя мать не была идеальной, возможно, и тебе не следует стремиться к совершенству.
Но я не хочу стать изменницей, как она. Я не хочу предавать людей, которых люблю.
— Ты так боишься совершить ошибку, — сказала Роксана. — Именно поэтому ты не позволяешь себе влюбиться.