Дикарь
Шрифт:
«Это животные инстинкты. Я могу напугать её. Женщина священна», - мысленно прошептал он цитату из найденных записок.
Священна. Что-то, что было сокровищем, драгоценностью. Для него Харпер была такой. Но для нее он был слишком голоден и не обуздан. Джек не знал, как уравновесить две стороны себя. Не тогда, когда Харпер лежала под ним, издавая сладкие звуки и проводя пальцами по его рукам, волосам, спине…
– Джек, да, - простонала Харпер, когда он снял с неё джинсы, спустил их вниз по ногам и бросил на пол.
Он снова подошёл к ней, и в её
«Пожалуйста, не заставляй меня останавливаться», - мысленно молил он, но Харпер потянулась к нему, возвращая к себе.
Он двигался вниз по её телу, обнюхивая все места, которые хотел познать, возвращаясь к её животу, когда она задыхалась. Он лизнул её кожу, пробуя сладость и соль, слегка покусывая, отчего Харпер приподнималась над кроватью.
Джек чувствовал запах между её ног, и от того, что этот аромат был так близко к его носу, он не мог не зарычать от удовольствия и одновременно от боли - от того, как его тело распалялось и твердело, как никогда ранее. Он провёл носом по женственному холмику под тканью её трусиков, и Харпер порывисто и с силой схватила его за волосы. Джек не мог игнорировать насущную потребность понюхать её, и одним быстрым движением он спустил ткань с ног и бросил на пол.
Джек уткнулся в неё носом и ртом, вдыхая, изучая её запах, так что он стал частью его, и Харпер вздрогнула, когда его нос коснулся места под её холмиком.
Она пахла жизнью, сладкой водой, плодородной землей и прекрасно созревшими ягодами, которые могли бы унять боль голода. Её женский запах был началом всего и местом, где он хотел бы сделать свой последний вдох. Теперь Джек знал, что она предназначена для него. Никакая другая женщина. Только она.
Он сделал паузу, туман рассеялся достаточно, чтобы он мог вновь сосредоточиться на Харпер, на звуках, которые она издавала, на том, как она схватила его за волосы и приподнялась, чтобы встретиться с ним лицом к лицу. Он двигался медленнее, опускаясь ниже, вдыхая её, высовывая язык, чтобы попробовать её на вкус, облизать её сладость.
«Моя, моя, моя…», - пел шёпот внутри него, низко и давно знакомо, как время и земля.
Харпер издала глубокий горловой звук и крепче вцепилась в его волосы, и он снова стал ласкать её. Снова. Снова. Снова. Ему нравился её вкус. Обе его стороны реагировали на него - и животная, и человеческая. В эту минуту Джек поверил, что может быть и тем, и другим, что ему не нужно выбирать, какую часть себя отвергнуть.
Её всхлипы и стоны становились всё громче, пока, наконец, она не выкрикнула его имя, её бедра сжались вокруг его головы, а затем медленно расслабились, её руки отпустили его волосы.
Он знал, что произошло, потому что это уже случалось с ним, этот взрыв удовольствия, от которого кожу покалывало, а в голове вспыхивали звезды. Джек испытывал гордость. Он улыбнулся, уткнувшись ей в бедро, и провел губами по её шелковистой коже.
Харпер потянула его, и он поднялся по её телу, лежа рядом с ней на кровати. Она повернулась, её глаза были полуприкрыты, а на губах играла легкая счастливая улыбка. Она задрала его рубашку, и он снял её, бросив на пол, затаив дыхание. Харпер пробежала рукой по его волосам и по его лицу. Затем приблизила свои губы к его губам и медленно поцеловала, и в течение нескольких минут не было ничего, кроме её губ, её
Не отрываясь от его губ, она расстегнула его джинсы и скользнула рукой внутрь, сжимая его, потирая. Джек застонал, его губы оторвались от её, когда он открыл глаза. Харпер наблюдала за ним, и в течение минуты их взгляды не разрывались, пока её рука продолжала двигаться. Это было почти… слишком, слишком много… близости, которой, практически не было в его жизни, слишком много удовольствия, которое до этого момента он доставлял только сам себе. Слишком много, слишком много. Джек не мог поверить, что это реально. Он подумал, что это, должно быть, сон.
«Пожалуйста, не заканчивайся. Пожалуйста, не заканчивайся».
Он оторвал от Харпер взгляд и крепко зажмурился, пока она продолжала гладить его вверх-вниз, вверх-вниз, пока он не дернулся и не задрожал, удовольствие захлестнуло его, словно он был одной из тысячи падающих звезд, несущихся к земле. Но ему хотелось упасть, потому что, когда он открыл глаза, она уже ждала его.
Его дыхание замедлилось, мир постепенно возвращался к Джеку, словно по маленьким кусочкам… потрескивание огня, лёгкий свет, холодная влажность его удовольствия, ощущение руки Харпер, двигающейся вверх по его животу. Харпер улыбнулась ему, поцеловав на этот раз мягко и быстро.
Они спарились… он знал, что они не сделали того, что делали животные, когда самец садился сверху и делал выпады. Это было похоже на то, когда он ткнул себя в руку, мечтая спариться с женщиной, которую мог бы назвать своей.
– О чём?
– спросила Харпер.
– О чём ты думаешь?
В течение минуты он не был уверен, что может говорить, настолько захваченный тем, что между ними произошло, тем, как они всё ещё лежали вместе, а Харпер медленно гладила шрамы на его груди.
– Люди… спариваются разными способами?
Она мило улыбнулась, её рука потянулась к другому шраму, палец слегка скользнул по нему.
– Да, наверное. Но люди это не называют спариванием. Они называют это сексом. Или занятием любовью. Есть и другие термины, но я думаю, что лучше всего начать с этих.
Её улыбка сменилась хмурым взглядом, когда её палец переместился к той части шрама на его ребрах, которую оставил дикий кабан. Он не хотел, чтобы она думала о том, как он сражается с дикими кабанами прямо сейчас - или вообще когда-либо, - и поэтому слегка повернулся, чтобы её палец не касался этого шрама.
Харпер встретилась с ним взглядом и сказала:
– Но мы не занимались любовью. Это… - Она отвела глаза в сторону, а затем снова посмотрела на него.
– Это совсем другое. Это когда…
– Когда самец садится на самку и входит в неё
Харпер на мгновение замолчала. Ему было интересно, хочет ли она этого, но он не был уверен, что должен спрашивать. Он хотел этого. Он чувствовал, как его тело твердеет только от одной мысли об этом. Такого с ним никогда раньше не случалось - он становился твердым сразу после того, как испытывал прилив удовольствия, заставлявший его семя вырываться из тела.