Дикарь
Шрифт:
Иван, как обычно, доставил меня к своему хозяину после трехдневного молчания. Дикарь встретил меня у дверей и не говоря ни слова, вжал в стену и оттрахал, даже не позволив разуться. Пусть я и малолетняя идиотка, но очевидно, что если мужчина так несдержанно себя ведет, то мое присутствие его сильно будоражит. Одержимый блеск темных глаз уже давно проник ко мне в кровь. Болезненные объятия, обжигающие поцелуи и это сумасшедшее стремление поскорей доказать мне, кому именно я принадлежу. Сознание Дикаря, видимо построено таким образом, что он привык через дело, поступок показывать свое отношение ко мне. Тут нежных слов и взглядов уж точно не дождешься. Чем жестче,
И вот я лежу на диване в гостиной, прикрытая пиджаком и совершенно голая, потому что Дикарь, когда физически насытился мной, бесцеремонно обнажил мое тело, чтобы полюбоваться им. Сначала я жутко стеснялась таких вот откровенных даже нахальных взглядов, а теперь исключительно под ними начала ощущать себя по-настоящему красивой. После секса мы вообще-то практически не разговариваем, ведь так могут делать только люди, которые состоят в нормальных отношениях, а мы… Либо отношения у нас ненормальные, либо мы сами.
Человек быстро привыкает ко многим вещам. Если изначально не отказываешься от чего-то, то потом сам уже не понимаешь, откуда возникла привычка. Так и я. Отпиралась, мысленно ругала себя, а уже привыкла к такой форме нашего с Дикарем существования. Его озвученное желание выглядит совершенно безобидно, а я шарахаюсь так, будто мне дуло к виску приставили. Хотя, если так призадуматься, то оно и неудивительно. Проще давить в себе какие-то чувства и глупые наивные мечты, что из мужчины, который явно не умеет быть нежным и воспитанным, можно слепить нечто белое и пушистое. Обратной связи ведь между нами никакой нет. Быстро привыкаешь к тому, что ты как нечто, которое вполне годится для более серьезных отношений, совершенно здесь не берется во внимание. А тут раз и тебя по какой-то неведомой причине хотят приблизить к себе, расширить границы вашего общего сосуществования, тем самым давая дурацкую надежду на то самое «большее».
— Зачем? — я от удивления даже на локтях приподнялась, придерживая одной рукой пиджак на своей груди.
— Хочу, — кратко отвечает Дикарь, закуривая.
И вот, что именно я должна понять под этим лаконичным «хочу»? Сменить локацию и трахнуть меня где-нибудь помимо квартиры и того раза в ресторане? Показать красоты загородной жизни? Ха! В этом я особенно сильно сомневаюсь. Тогда в чем причина? Черт его знает!
— И когда? — я села.
— Сегодня. С ночёвкой.
— Я не знаю. Мама может просто не отпустить.
— Твой ответ мне не нужен, — Дикарь выдохнул сигаретный дым в открытое окно. — Я хочу, и ты поедешь, а мать твоя должна понять, что ее дочь уже давно выросла.
— Это всё круто, но я сама буду решать, что и как моя мать должна понять и принять.
— Под юбкой у нее что ли решила жить? — губы Дикаря скривились в ироничной улыбке. — У нее на процедурах ухажер появился, так что не мешай мамке свою личную жизнь налаживать.
— Ухажер? — у меня, наверное, от удивления глаза по пять копеек стали. — Она ничего мне не говорила, — уже скорей к самой себе обращаясь.
— Никто перед тобой, девочка, отчитываться не собирается, — резковато оборвал Дикарь. — Позвонишь и скажешь, что у меня останешься.
— Чтоб ты знал, — я встала с дивана, напялив пиджак на голое тело. — Моя мать очень интересуется твоей личностью и хочет узнать, как ты хотя бы выглядишь.
— Мне похер. Не вплетай сюда еще и мать. Это нахер не надо, — Дикарь затушил окурок в пепельнице.
Я жутко обиделась и даже взбесилась из-за этих слов. Понятное дело, что у нас никогда не будет всего того, что принято считать нормальными отношениями.
— Ты невыносим, Паша, — выпалила я, упирая руки в боки. — Ведешь себя как быдло. Ты сам себе непротивен, а? — конечно, мне было немного стрёмно идти в открытую атаку, но это уже просто невозможно. Непробиваемый, черствый и толстокожий до невозможности.
Дикарь с прищуром посмотрел на меня. Я уже мысленно готовила себя к тому, что он сейчас что-то такое учудит, после чего у меня либо задница будет болеть, либо горло. Он подошел ко мне и с лёгкостью поставил на диван. Теперь наши глаза находились на одном уровне, я даже была чуточку выше.
— Девка, ты вообще страх потеряла? — несмотря на то, что голос Дикаря звучал вполне сурово, я почему-то не забоялась. Впервые и так искренне. Я не чувствовала той неприкрытой злости и угрозы, что раньше так явно исходили от этого мужчины. Может быть, всё дело в том, что мы недавно трахались и весь накал страстей сошел на нет?
— Ты позволяешь, вот я и теряю, — смеюсь.
— Не играй со мной. Я этого не люблю, — Дикарь сжал мою талию своими большущими сильными руками, даже больно стало, будто в тиски попала.
— А я и не играю, просто говорю правду, — мой голос теперь зазвучал менее уверено. — Если хотел глупую куклу, которая безропотно таскалась за тобой, меня бы здесь никогда не было. Просто не могу понять, почему сложно признаться в том, что тебе со мной хорошо? — я неотрывно смотрела Дикарю в глаза, надеясь, хотя бы на секунду увидеть проблеск эмоций, которые обычно он держит глубоко в себе.
— Я тебя просто трахаю, девочка. И только потому, что ты хороша в постели и делаешь приличный отсос, я позволяю тебе вольности. Не надо из меня делать героя-любовника и приписывать мне то, чего на самом деле нет, понятно? Никогда баба в моей жизни не будет занимать ведущее место и не думай, что тебе удастся меня изменить, — Дикарь говорил слишком спокойно, будто методично вдалбливая мне в голову каждое сказанное им слово. Чтобы я запомнила, чтобы зарубила себе на носу, чтобы не строила иллюзий. Самое болезненное-смешено то, что у Дикаря это блестяще получилось. Причем на столько хорошо, что у меня в уголках глаз на секунду закололо от подступивших слёз.
— А ты жесток, — тихо прошептала я.
— Нет, — Дикарь провел большим пальцем по моей щеке. — Это жизнь жестока, девочка. Собирайся, выезжать пора, — он убрал руку и отошел. — Потом еще спасибо скажешь за то, что я твою голову тупой любовной хренью не забивал.
А, может, я хотела вот этой «любовной хрени»? Впервые в жизни хотела и хотела получить ее не от кого-то, а именно от этого неотёсанного чурбана. Но, похоже, не судьба. Как говорится, любовь зла…
Иван вёз нас загород. Я сидел у одного окна, поджав под себя ноги, а Дикарь — у другого. Мы не разговаривали. И если на меня это молчание неслабо так давило, то Дикарь себя чувствовал вполне комфортно. Я иногда поглядывала на него и ужасалась тому факту, что вообще позволила себе привязаться к этому грубияну и инвалиду сердечной мышцы. Что со мной не так? Он же ведь ничего, совершенно ничего не сделал, чтобы я вот так неожиданно прикипела к нему.