Дикарь
Шрифт:
Император молча протянул руку.
— Всего пара капель, — сказал Ирграм, протянув иглу Верховному, который не уходил, но и не приближался, наблюдая за каждым движением мага.
Верховный иглу принял.
Кровь растворилась в зелье, меняя цвет его. Вот угольно-черный, свидетельствующий о том, что раствор насыщен до крайности, светлеет, следовательно, процесс трансформации идет нормально.
Полупрозрачный, отливающий синевой.
Золотой, словно солнечный свет.
— Нужно, чтобы она выпила, —
Рот девочке император открывал сам.
И капля упала, растекшись желтым пятном по темному набухшему языку. Девочка дернулась, приоткрыв глаза.
— Выпей, — мягко произнес владыка половины сущего мира. — Так нужно.
Еще капля.
И еще одна спустя минуту.
Ирграм напряженно вслушивался в дыхание, гадая, выйдет ли. Не опоздал ли он. Нет. Не опоздал. Вот пятна посветлели. Правда, не так, как должны бы, слишком медленно, но все одно они определенно посветлели. Еще капля. И сразу три, растворенные в чаше с водой. Воду подали другую, и сперва её попробовал раб, затем страж.
Верховный.
Сам Император.
Ирграму не доверили, но зелье придало воде легкий оранжевый оттенок. И цвет не изменился, стало быть, ни проклятий, ни отравы в воде нет.
Девочка пила сама. Она делала маленькие глотки, после каждого запинаясь. Щеки её надувались, словно у хомяка. Ей явно хотелось выплюнуть лекарство, но она заставляла себя глотать.
Умница.
Ирграм почти преисполнился нежности.
Шанкры бледнели. Но все же медленно. Почему так медленно? Лопнул тот, что на щеке. Плохо. Шрам останется. И такой не свести обычным способом. Девочка с трудом подняла руку.
— Не стоит, — Ирграм осторожно поймал её. — Это мелочи. Тебе нужно отдохнуть.
Глаза у неё черные, что угольки.
Иллюзия. Капилляры надулись, лопнули, вот кровь и расплылась по белкам, затянула их туманом. Кровь темная, густая.
— Но не здесь, — он, наконец, позволил себе выдохнуть. Как бы там ни было, сердце малышки билось ровно, а стало быть, выживет.
Там уже и вправду пусть Варенс займется.
Император молча подхватил дитя на руки.
— Идем, — бросил он.
Ирграм поспешно собрал склянки, прикидывая, хватит ли изготовленного зелья. И решил для верности сделать еще порцию.
Вероятно, дело в иной крови.
Или в силе проклятья.
Или в том, что он прибыл, когда девочка уже почти дошла до грани.
Или во всем и сразу, но вторая порция лишней не станет. И поить девочку надо будет чаще. Чуть позже Ирграм попробует повысить концентрацию силы в растворе.
А пока он шел за Императором, впервые настолько близко к нему, насколько вовсе это было возможно. Шел, сжимая в одной
И уже у самых покоев, перед золотой дверью, у которой застыли золотые же фигуры стражников, Верховный тихо произнес:
— Сегодня ты спас всех.
— Еще нет.
— Уже почти. Ты справишься, — и на сухом лице появилась печальная улыбка. — Мир совершенно обезумел, если проклятый помогает детям неба.
— Наверное.
Мир обезумел, если «Черную гниль» направили на ребенка.
Нет, Ирграм был в принципе далек от того, чтобы идеализировать этот самый мир. К своим годам он многое видел. Многое понял. Но все-таки ему казалось, что у любого дерьма есть предел.
Ошибся.
Не впервые.
— Вон, — тихо сказал Император, и девицы, единственным облачением которых была золотая краска, куда-то исчезли, как хмурые женщины в белых одеяниях, за девицами приглядывавшие.
Слуги.
Служанки.
Рабы.
Птицы и те заткнулись, чувствуя настроение Императора. Лишь огромный леопард поднялся, подошел и ткнулся головой в ногу.
— Ей плохо, — сказал Император, осторожно укладывая девочку на подушки. — Видишь, что твари сделали?
Леопард заворчал.
И вытянулся. Рядом с малышкой зверь гляделся огромным и опасным. Желтые глаза его уставились на Ирграма, и во рту пересохло.
— Я помогаю, — сказал он леопарду, хотя не могло быть такого, чтобы зверь понял.
А он понял.
Не посторонился, но и не шевельнулся, когда Ирграм поднес к губам девочки воду. И не три капли, а четыре, поскольку на щеке проклюнулось розовое пятнышко свежей язвы. Такого не могло быть! Он все сделал верно. И пятно исчезло, так и не оформившись.
А старые шанкры отваливались.
Кожа слегка посветлело.
Девочка приоткрыла глаза, которые уже не казались черными. И закрыла.
Она провалилась в сон.
— Пусть сварят бульон. Крепкий. Но не острый. Меньше специй. Просто мясо, лучше всего индейки или курицы, не жирное, и овощи. Поить по пару ложек. Еще сладкую воду.
— Я не забуду, — произнес Император тихо, устраиваясь с другой стороны.
На полу.
На груде меховых одеял, подушек и шелков. И почему-то это больше не казалось ни странным, ни неправильным.
Наоборот.
А Ирграм осторожно опустился рядом. Вечер обещал быть долгим. Ночь — не короче. И уже потом, позже, он вдруг явственно осознал, почему зелье действует не так, как нужно.
И похолодел от собственной догадки.
И снова пожелал очутиться дома. И тут же укорил себя за слабость.
В конце концов, он вполне может ошибаться. Все ведь ошибаются.
Вот только Варенс, вернувшийся так быстро, как мог — надо будет вообще запретить ему покидать пределы города, тихо сказал: