Дикарь
Шрифт:
— Они красные, — подсказал Джер. — Когда отец надевает корону, они горят, будто настоящие огни. И герб де Варренов — червень. Медведь на червени.
Про герб Миха не очень-то понял, но кивнул на всякий случай.
— Камни… когда мертвы… никто не признает наследником.
— Тогда к чему это все было городить? Про Совет и прочее?
— Все… не так просто. Если маги. Мой брат отказался от… другой короны… но кто-то другой… кто-то мог бы… — он вновь замолчал, не договорив. Хотя и без того понятно.
Барон отказался,
Особенно, если маги…
С магами связываться не хотелось категорически. И Миха потер грудь, в которой вдруг будто кусок льда появился. Дикарь внутри пришел в немалое беспокойство.
Что-то было не так.
Неправильно.
Категорически.
— Погоди, — Миха усилием воли унял панику. — А если он вот наденет корону? И все увидят, что он истинный наследник?
И очень тому обрадуются? Что-то сомнительно.
— Тогда… им сложнее будет. Много сложнее, — старик облизал губы и попытался привстать, но сил не хватило. — Предание… проклятье.
Еще и проклятье.
Нет, оно понятно, здешний мир многообразен и удивителен. Если есть маги, сокровища, то куда уж без проклятий. Скорее стоило бы уточнить, какое оно.
А то вдруг в замок соваться вовсе не след.
— Если корону наденет недостойный, — сказал барончик, вытирая нос. То ли прогулка по болотам сказалась, то ли резкое исцеление подорвало здоровье, то ли само по себе оно было не особо крепким, как бы там ни было, но сопли у мальчишки текли прозрачными ручейками. И на барона он походил ничуть не больше, чем сам Миха. — Его ждет смерть.
И на всякий случай уточнил:
— Мучительная.
— А что определяет достойность? — поинтересовался Миха.
— Не знаю.
— Кровь, — старик открыл глаза. — Сила крови. Память крови.
— Погоди, — Миха понял, что окончательно запутался. — Ты же сказал, что ничего не случится. Камушки только не зажгутся, если наследник не тот. А тут уже смерть мучительная. Так смерть или камушки? Извини, конечно, но тут уж вопрос принципиальный.
Губы растянулись в мучительной улыбке.
— Не дикарь… дикари не знают таких слов.
— А то ты со многими знаком был, — проворчал Миха. — Так что там? Смерть мучительная или просто подсветки не будет?
— Смерть… ждет… всех… тот… кто не по праву… не удержит земли. И договор будет нарушен. Раскроются врата.
Он опять закашлялся.
И кашлял долго. Появилось даже подозрение, что он вовсе отойдет в мир иной до срока. Но нет, Такхвар вытер ладонью рот, поглядел, поморщился.
— Надеялся еще пожить.
— Все мы смертны, — философски заметил Миха.
— Верно. Барон… запер дверь. К сокровищу. Коснуться… тот, кого примут регалии. И не иначе. Если кто другой отопрет, то…
— Мучительная смерть?
— Мор. Случится. Снова.
Он прикрыл глаза и задышал, ровно так,
— И… что теперь? — на Миху уставились полупрозрачные голубые глаза, в которых читалась отчаянная решимость.
— Подождать придется.
— Чего?!
— Его я на себе не потащу, — Миха указал на старика, который провалился то ли в сон, то ли в преддверье смерти. — И оставлять так нехорошо.
На сей счет у Джера, кажется, собственные мысли имелись, но их он благоразумно оставил при себе. Только на Миху покосился. Вот! Мощная это наука — прикладная педагогика.
Проснулся Миха незадолго до рассвета. И опять разбудивший его Дикарь трусовато исчез, оставив Миху разбираться со всем непонятным.
Он несколько мгновений лежал, вслушиваясь в ровное дыхание Джера. Мальчишка свернулся калачиком и сопел, во сне причмокивая.
Ица?
Ясно, снова куда-то подевался. Миха, приподнявшись, огляделся. Паренек ушел недалеко. Вон, хрупкая фигурка его склонилась над другой.
— Ица? — шепотом окликнул Миха, поднимаясь. После сна тело двигалось тяжело, но в то же время получилось подняться, не потревожив барончика.
Старик еще дышал.
Он лежал, выпрямившись, вытянув ноги и руки. Его голова запрокинулась и кожа на лице натянулась, облепив и кости и мышцы. Быстро двигались глазные яблоки под тонкими веками. Подергивались губы. А из рта текла слюна.
Слюны было много. И дорожки её поблескивали в слабом свете.
— Хочешь его убить? — поинтересовался Миха, замерев в нескольких шагах от мальчишки.
Тот повернул голову.
Его черные глаза показались вдруг провалами в бездну, да и в самой фигуре, в выражении лица Ицы появилось что-то такое, донельзя опасное.
— Не стоит он того. Он сам умрет.
И вероятно, что к утру.
— Нужен? — Ица указал на лежащего.
— Кто? Он? Как сказать. Сам по себе не особо. Но он знает дорогу к людям. А я не очень. И местные порядки тоже знает.
— Ты… не от-чень?
— Именно, что не очень, — согласился Миха. — Да и тайны эти все. Баронство. Наследство. Ты, опять же. Зуб даю, что у старикашки есть рычаги давления на дорогого брата.
— Зуб?
Ица постучал пальцем по зубу, в котором синей искоркой сверкнул камушек.
— Выражение такое, — Миха подобрался еще чуть ближе. — Сам подумай, одно дело, если я явлюсь не понятно откуда и с мальчишкой, который тоже себе на уме. И хрен поймешь, как он себя поведет. Хотя… и этот тоже не надежный. Но без него нам всяко будет сложнее, чем с ним.
— Нужен, — уже утверждающе произнес Ица.
— Пожалуй, что. А ты целитель?
Тот покачал головой и положил руку на грудь старика, навалился, прижимая его к земле. И Такхвар захрипел вдруг, попытался вскинуться, но не сумел отбросить пацаненка.