Дикарка Жасмин
Шрифт:
— Вам следует бояться не бабушки, а меня. — Она улыбнулась принцу. — Кого бы ни сватал мне ваш отец, мужа себе я выберу сама.
— У вас уже есть кто-нибудь на примете? — удивленно спросил принц.
— По правде сказать, я не намерена сейчас выходить замуж, — ответила Жасмин. — Думаю, не следует избегать того мужчину, который полюбит меня и захочет сделать своей женой. Оба моих мужа были убиты. Я достаточно разумна, чтобы устроить свою жизнь, и у меня уже есть дети, которые в старости послужат мне утешением.
— Но кто утешит вас сейчас? — тихо спросил он, быстро целуя ее в плечо. — Вы знаете,
— Мне говорили об этом, сэр, — сухо ответила Жасмин. — Я на четыре года старше вас, милорд, а вы слишком уж напористы.
— И мне об этом говорили, — съехидничал принц, и его глаза блеснули. Жасмин не устояла перед его обаянием и рассмеялась.
— Я должна выразить почтение вашей матери, — сказала она. — Все мои родственники уже это сделали и удивляются, почему я медлю.
— Разрешите вас сопровождать, мадам, — галантно предложил ей принц.
Он повел ее через залу, и все головы повернулись в их сторону: Жасмин мало кто помнил, и теперь придворные хотели знать, кого это сопровождает принц.
Вскоре по толпе пробежало:
— Вдова маркиза Вестлея. Самая богатая женщина. Ей благоволит сам король.
Жасмин присела в реверансе перед королевой.
— Ах, дорогая, — воскликнула Анна Датская, — как я рада видеть вас снова, но как горестна ваша утрата. Для двора же вы — настоящее приобретение. Вы быстро учите стихи? У нас здесь удивительный театр масок, а женщина вашей красоты должна принять участие в наших развлечениях.
Репутацию фривольной женщины королева заслуживала вполне справедливо, но свой долг перед короной она выполнила, родив девятерых детей, правда, лишь трое из которых — принц Генри, принц Чарльз и принцесса Елизавета — дожили до зрелого возраста. Король любил свою Анни и, пока она не заставляла его участвовать в этих, как он, называл, «шалостях», позволял ей делать все что угодно. Помогал же ей во многих ее легкомысленных начинаниях мастер Индиго Джонс 22 , готовивший маскарады, изобретавший украшения и костюмы.
22
Иниго Джонс (1573 — 1652) — английский архитектор, представитель паладианства. Утверждал в английской архитектуре ясность композиции и благородство пропорций классической архитектуры. В романе представлен под именем Индиго Джоунс.
— Я только-только выхожу из траура, — напомнила Жасмин королеве, пытаясь ускользнуть от августейшей хватки.
— Из вас выйдет великолепная Осень, не правда ли, мастер Джоунс? На следующей неделе у нас будет костюмированный бал в честь нового урожая. Вы должны быть Осенью, леди Линдли! — настаивала королева.
— А я изображу господина Урожая, — лукаво поддержал мать принц Генри.
— Правильно! — улыбнулась Анна своему старшему сыну. — Генри редко участвует в моих маленьких развлечениях, но на этот раз он обещал. Правда ведь, любовь моя?
— Разумеется, мадам, обещал, — ответил принц, целуя любящую материнскую пухлую белую руку. — А если леди Линдли возьмется за роль Осени, успех празднику обеспечен, мама.
— Тогда решено. — Королева ласково улыбнулась Жасмин.
Вдова
— Предатель! — шепнула она ему, когда они отошли достаточно далеко, чтобы не слышала королева. — Вы нисколько не помогли мне. Напротив, поддержали мать в ее очаровательной причуде.
— Я помогу вам со стихами, — пообещал Генри Стюарт. — Теперь нам придется репетировать вместе.
— Вы просто невозможны. — Жасмин не удержалась от смеха. Генри Стюарт был очаровательным юношей.
— Так еще никто не характеризовал мою королевскую августейшую светлость, — возразил ей принц. — Меня считают надеждой трона. Мама — восхитительная глупышка, не способная никого обидеть, добрейший отец, хоть и мудрее, чем полагают многие, неорганизован и слишком сентиментален. Я же, как раз наоборот, слыву пунктуальным в образе мыслей и привычках, разумным и чрезмерно рассудительным. Не говоря уже о том, мадам, что обладаю здоровым сильным телом и до неприличия очаровательным лицом.
— Ваше высочество также чрезмерно скромны, — ехидно поддакнула ему Жасмин.
Генри Стюарт разразился смехом, и окружающие повернули головы и уставились на них, пытаясь понять, что так позабавило принца.
— Ну вот, — многозначительно проговорил он, — теперь пойдут разговоры. Вы готовы, дорогая маркиза Вестлей, оказаться предметом пересудов? О вас ведь теперь начнут шептаться.
— Я вдова маркиза Вестлея, — поправила его Жасмин. — И почему обо мне должны шептаться? Никто из этих людей меня не знает. Почему они должны распускать обо мне слухи?
Они подошли к алькову, и принц пригласил Жасмин присесть на кушетку.
— Для этого есть много причин, мадам, — ответил он, усаживаясь рядом. — Во-первых, вы потрясающе красивы. Вас не знают при дворе отца, что само по себе порождает любопытство. Вы находитесь в моем обществе и сумели меня развеселить, поэтому в пустых умишках тут же рождается мысль: а что еще вы собираетесь для меня едедать. Видите ли, в настоящее время у меня нет любовницы, да и раньше не было официально признанной.
Люди при дворе гадают, что я за Стюарт. Такой же, как отец, который когда-то и любил дам, но теперь, кажется, испытывает нежность к юношам. Или как женские угодники прадедушка и прапрадедушка? — Принц взял Жасмин за руку и, поднеся к губам, поцеловал сначала тыльную сторону ладони, а потом ладонь и нежное запястье. Глаза выражали немой вопрос.
От удивления Жасмин вспыхнула — она поняла, каким был Генри Стюарт. Этот юноша застал ее врасплох.
— Я королевская дочь, милорд, — тихо сказала она. Молодого человека, не обижая, следовало поставить на место. Кто бы решился разозлить принца, который когда-нибудь будет королем Англии? — Я не ожидала этого от вас.
Генри Стюарт рассмеялся, видимо довольный и собой, и ее ответом:
— А я этого с вами еще не сделал. Но обязательно сделаю, любовь моя. До того, как вы появились здесь сегодня вечером, я ни за что бы не поверил, что женщины могут быть такими красивыми. Мы ведь не встречались, когда вы приезжали сюда в прошлый раз, тогда я учился в Ричмонде. Но мать мне о вас писала. Ее поразили ваше происхождение, богатство, красота и особенно ваши необыкновенные глаза.