Дикарка Жасмин

Смолл Бертрис

— Они муж и жена, — провозгласил имам и взглянул на собравшихся. — Воздадим должное Ямал Дарья-хану и его супруге. Ура! — Гости со стороны и мужа, и жены громко отозвались на призыв священника. Затем мать и другие женщины проводили невесту к праздничному столу, а Акбар повел жениха и мужчин к другому.

— Я так рада за тебя, дитя мое, — поздравила Ясаман Иодх Баи, как всегда грациозная и очаровательная в своем красном сари.

— Тетя, ты так молодо выглядишь, что самой впору в невесты, — ответила девушка. — Благодарю тебя за поздравления. От комплимента Иодх Баи вся засветилась.

— Милый молодой человек, —

похвалила блистательная в оранжевом с золотом Салима Бегум. — Похоже, он может доставить женщине много наслаждения. Ты прочитала Ночную книгу, но картинки тебе ничего не скажут до тех пор, пока страстный молодой мужчина не полюбит тебя. Помню твоего отца, когда он был в соку! О, что за мужчина он был в молодости! Желаю тебе такого же наслаждения!

— Ты хорошо устроила дочь Кандры, — заметила Ругайе Зада Бегум. Обычно маленькая, как мышка, женщина сегодня выглядела элегантно в пурпурно-золотом наряде. — Очень хорошо. Она станет кашмирской королевой.

— Я хорошо устроила свою дочь, — холодно ответила Ругайя Бегум.

— Ой! — Зада Бегум застенчиво вспыхнула. — Конечно! Я сказала бестактность. Прости меня, пожалуйста!

Ругайя Бегум сдержанно кивнула, и Зада поспешила отойти к противоположному концу стола.

— Она всегда была глупа, — успокоила Ругайю Салима Бегум. — Но обидеть она никого не хочет.

— Тебе виднее: она ведь твоя подруга, — едко ответила Ругайя.

— Когда речь идет о девочке, ты становишься колючей, как розовый куст, — усмехнулась Салима Бегум. — Но это ни к чему. Ты ее мать. Единственная мать, которую она помнит. И изменить этого никто не сможет. Ясаман любит тебя больше всех. Правда ведь, дитя мое?

— Да, тетя. — Ясаман обвила шею Ругайи Бегум рукой и нежно ее поцеловала. Было подано грандиозное свадебное угощение. Сначала лили прохладный лимонный шербет для аппетита. На столах появился белый хлеб с глазурью из желтка и буханки медового хлеба, сдобренного маковым зерном, хрустящие румалийские хлебные лепешки толщиной с шелковый платок, выпекаемые лишь по особым случаям, вазы с маринадами из трав, моркови, гороха, бобов и съедобных семян.

Рохана была права: приготовили несколько видов риса — шафрановый, окрашенный в королевский пурпур, зеленого цвета и девственно-белый. Некоторые вазы укрывали тонкие листы серебряной и золотой фольги. Для дочери Могол не жалел никаких денег.

Внесли дичь, запеченную в глиняных горшочках, жареных цыплят, морских черепах, множество сортов рыбы, тушенных под соусом карри кур, козлят, мозг ягнят под красным перцем в горчичных листьях. Женщины ели так же усердно, как и мужчины, но из-за стола, где пировали мужчины, шуму доносилось больше.

Убрали основные блюда, подали свежие фрукты, песочные рожки с толчеными орехами в меду, фисташки, кедровые орешки, личи, розовые лепестки, черный и зеленый чай. Для вкуса гости сдабривали его гвоздикой или кардамоном.

Пока шел свадебный пир, солнце село в изумительном великолепии красок. Зажгли фонари, тепло осветившие развлекавших гостей танцовщиц. Первой выступила знаменитая кашмирская певица, исполнившая под ситар несколько классических персидских песен, которые так любил Могол.

Для середины августа вечер был тихим и теплым. Ясаман пробовала еду, но в голове ее роились мысли о том, что случилось в последние дни. Замужем. Она замужняя женщина, но с

мужем еще не перемолвилась ни словом, и он ей не сказал ни слова. Это забавляло ее.

— Дочь, — тихо прошептала ей на ухо Ругайя Бегум. — Тебе пора покинуть меня и отправиться к мужу, — Отправиться? Куда? — Ясаман была поражена. — Разве мы не здесь будем жить, мама Бегум? — Этого они с матерью не обсуждали.

Ругайя Бегум растерянно посмотрела на дочь, поняв ее сомнения.

— Я думала, ты понимаешь, что будешь жить во дворце Ямал-хана, дитя мое. Это рядом, за озером.

— А ты поедешь с нами, мама Бегум?

— Нет, я останусь здесь.

— Тогда я тоже не поеду. Я не буду жить в незнакомом дворце с незнакомым мужчиной, который не соизволил мне даже слова сказать — Девушка была готова расплакаться, — Ясаман! — Голос Ругайи Бегум вдруг стал жестким. Она знала, теперь не время для нежностей. — Глупо думать, что ты понимаешь все, что повлечет за собой брак. Но я не позволю тебе расстраивать своими капризами отца, Юзеф-хана и мужа. Сегодня же поедешь с Ямал-ханом. У него хороший дом, а если ты там захочешь что-нибудь изменить, уверена, он не будет возражать. Если уж ты будешь совсем несчастна, убедим твоего принца жить здесь. А теперь иди в свои покои и приготовься к отъезду. Утром к тебе приедут Рохана и Торамалли. Если сможешь обойтись без Адали, я предпочла бы оставить его здесь, но будешь судить об этом завтра, когда осмотришь дом. И в следующий раз, когда соберешься удариться в истерику, вспомни, что ты дочь Могола. Мы, Моголы, прячем от мира свои чувства, чтобы мир не обратил наши чувства против нас.

Медленно, тяжело Ясаман поднялась и глубоко вздохнула, как будто хотела освободиться от переживаний:

— Я не знала этого, мама Бегум. Я буду через секунду. Ругайя Бегум похлопала дочь по руке и, глядя ей вслед, почувствовала, как ноет сердце. Она вынуждена говорить с ней так резко. Никогда раньше она этого не делала.

— А почему девочку выдали замуж с такой поспешностью? — спросила старую подругу Иодх Баи. — И не говори мне о брачном договоре, который будто бы заключили во время мирного урегулирования между Кашмиром и империей. Я знаю, это не правда.

— Акбар стареет, — начала Ругайя Бегум, но маленькая кареглазая женщина прервала ее, подняв руку.

— Правду, Ругайя. А не басни, которые вы придумали с Акбаром. Неужели мы так долго были в разлуке, что ты не можешь мне сказать правду? Эта милая девочка-ребенок, которого подруга Кандра родила нашему мужу. Твоя дочь, которую ты любила и с нежностью вырастила. Скажи мне правду!

— Правда пронзит тебе сердце, Иодх Баи, — ответила Ругайя. — Я слишком тебя люблю и не могу служить орудием, которое тебя пронзит. Не настаивай, прошу тебя!

— Правду! — не отступала Иодх Баи.

Ругайя Бегум вздохнула. Она могла отказаться, но Иодх Баи не удовлетворилась бы этим. Она продолжала бы давить на нее и, конечно, на Акбара.

— Из-за Салима, — наконец призналась она и быстро, пока не вернулась и не услышала их Ясаман, все объяснила подруге. Добрые глаза Иодх Баи наполнились слезами.

— Ах, — процедила она, — что же делать с моим сыном? Мне больно оттого, что он мог все это совершить.

— Дело улажено, подруга, — утешила ее Ругайя Бегум. — Салим теперь потеряет к Ясаман интерес. Не думай больше об этом, прошу тебя.