Дикарка
Шрифт:
— Если я вас правильно поняла, вы определенно намекаете на все эти порочные вещи, что происходят меж коварными обольстителями и невинными девушками… Мама меня отчегото такого предостерегала, и девчонки говорили, что мужчины, стоит оказаться с ними наедине, вытворяют ужасные вещи…
— Ходят такие слухи, — ухмыльнулся хозяин, подходя к ней бесшумной кошачьей походкой, посверкивая безукоризненными зубами и бриллиантом.
Во всем этом — от походки до пробора — был даже не дурной вкус, а целая охапка дурацких штампов, заезженных кинематографом еще сто лет назад. Однако здесь, надо полагать, все эти приемчики и прибамбасы считались подлинным светским
Дурочке ясно, чего от нее хотят в качестве входного билета. Можно, конечно, вместо этого откровенно надавить, обрисовав вкратце свои немалые возможности и нешуточную крутизну. Однако Марине вовремя пришло в голову, что далеко не всегда полезно палить из пушек по хомякам. Пушка, конечно, способ на произвести на хомяка самое сокрушительное воздействие, но вот попасть в него гораздо труднее, чем, скажем, в слона. В каждой ситуации должны работать свои инструменты, переигрывать не стоит. Здесь, в этом поганом квартальчике, великая российская столица выглядит, есть такое подозрение, чуточку нереальной. Именно в силу своего величия и отдаленности. Вроде дракона из базарных россказней в волшебной стране — то ли есть он за семью морями, то ли врут… Чересчур неравны весовые категории, несопоставим масштаб государственных спецслужб и местных делишек, а значит, не будет должного ощущения реальности угрозы. А хорошая угроза всегда должна умещаться в сознании того, кому угрожаешь. Так что праще уступить его низменным инстинктам. Не убудет, а для дела выйдет польза.
И она осталась стоять неподвижно, выжидательно поглядывая.
— Понимаете, — задушевно сказал Гукасян — Мы, восточные люди, до сих пор ужасно патриархальны. По моему глубокому убеждению, есть чтото холодное и даже механическое в отношениях типа «деньгиуслуги».Это примитивно и совершенно бездуховно. У нас на востоке люди предпочитают более теплые, человеческие отношения, это, если хотите, вековые традиции…
— Чего не сделаешь из уважения к вековым традициям… — сказала Марина, откровенно улыбаясь. — Кстати, а резинки с ними соотносятся?
— Терпеть их не могу! — признался Гукасян. — Но заверяю вас, Катя, что со здоровьем у меня все в порядке — лучшие врачи, регулярные обследования и все такое. Никто вас, конечно, не принуждает, сами решайте, стоит ли рисковать ради ваших загадочных дел… Извините, у меня есть свои твердые правила и устоявшиеся привычки…
Он пялился цепко и внимательно, испытующе, поддразнивая. Ну что же, сказала себе Марина, в конце концов, я этим только и занимаюсь — рискую ради дела..
Гукасян, глядя ей в глаза и поводя усиками, стал неторопливо расстегивать ее блузку. Марина подняла взгляд к потолку, стараясь придать себе невинный и мечтательный вид героини старинных фильмов, коли он брал за образец. Жаль, что довольно трудно вызвать по желанию румянец стыда на щеках. Психология этих скотов известна: в самой прожженной шлюхе хотят видеть наивную школьницу.
— Ах, что вы со мной делаете… — прошептала она, глядя в потолок и смущенно улыбаясь. — Стыд какой…
Гукасян откровенно хохотнул, поглаживая ее груди. Прошелся по талии жесткими ладонями, сминая юбку, долго гладил ниже талии, запустил ладонь в трусики, надолго застыл, только пальцы шевелились без всякой фантазии.
Первобытный тип, подумала Марина. Скучища…
— Мне лечь или как? —
Гукасян положил ладони ей на плечи и недвусмысленно надавил. Марина сговорчиво опустилась перед ним на колени. У ее лица щелкнула тяжелая серебряная пряжка ремня с какимто экзотическим орнаментом. Она умело заправила в рот напрягшуюся плоть и приступила к делу.
— Эй, эй, Катя! — сдавленным голосом торопливо бросил Гукасян. — Не хулигань!
Она вопросительно подняла глаза.
— Вот этих фокусов не надо, — сказал Гукасян, запуская пальцы ей в волосы. — Не части, давай как следует — с толком, с расстановкой…
Гурман попался, сердито подумала Марина, медленно водя языком вокруг чувствительных мест. Подавай ему неземное удовольствие в придачу к неплохим деньгам…
Но ничего не поделаешь, козыри были не у нее, и она добросовестно трудилась по полной программе. Облегченно вздохнула про себя, почувствовав, как мужское тело начали, наконец, сотрясать спазмы, возвещающие приближение финала. Держа ее за волосы обеими пятернями, Гукасян размеренными рывками раскачивал голову Марины впередназад, пока не замер.
Сноровисто проглотив все, Марина выпрямилась, мимолетным движением отерла рот и подождала, когда партнер вернется из мира неземных удовольствий в суровую реальность. Преспокойно осведомилась с вежливой улыбкой:
— Чтонибудь еще?
— Довольно пока, — сказал Гукасян, неуклюже приводя себя в порядок. — Ладно, сдала экзамен…
Аккуратно застегнув блузку и поправив волосы, Марина сказала:
— Я так понимаю, выдержала испытание?Мне самой можно пройти в номер, или выпроводите?
Гукасян вновь выглядел печальным, удрученным. Вернувшись за стол, он уселся и протянул:
— Кругом чистоган, меркантильность…
— Бывает, — сказала Марина, усаживаясь напротив. — А чего же вы хотели, дорогоймой? Что я влюблюсь в вас внезапно и беззаветно?
— Романтики хочется, человеческого тепла…Марина прищурилась.
— Вы что, всерьез полагаете, будто у девушки, которую вы бесцеремонно поставили наколенки и сунули ей конец в рот, моментально возникнут к вам романтические чувства? Не придуривайтесь…
Гукасян меланхолично покосился на нее.
— А если я обижусь и не пущу вас в номер?
— Я вас пристукну, — обворожительно улыбаясь, сказала Марина. — Голыми руками. Заберу ключ, запру вас снаружи и пойду в номер. У меня будет достаточно времени, прежде чем ваши гориллы вас обнаружат…
— Я пошутил.
— Я тоже.
— Знаете, а вы мне нравитесь, — сказал Гукасян.
— Здорово! — сказала Марина. — Свидание назначать будете? Лучше всего у какогонибудь старинного памятника, я тут у вас видела парочку, есть вполне приличные…
— Я не об этом. Серьезно, нравитесь. В вас есть способность к разумному компромиссу, отличающая толковых людей.
— А уж ваши мужские достоинства… Я восхищена.
— Бросьте, — сказал Гукасян серьезно и устало. — Я в самом деле никогда не понимал, почему в эти игры лезут очаровательные девушки. Вам бы надежно встать за крепким мужским плечом…
— Вы, наверное, не слышали… В мире вторую сотню лет бушует женское равноправие, — съязвила Марина.
— И зря, помоему, — убежденно сказал Гукасян. — Вот что… Я вас сейчас отведу в номер, быстренько сделайте свои дела и выметайтесь. Лучше бы вам вообще убраться из этого города. Вокруг и так три дня отираются какието личности, которых не было в прежних привычных раскладах. Пытаются вынюхивать, задавать вопросы…