Дикая Флетчер
Шрифт:
Тем не менее Кори было полюбить легче всех. Он интеллигентный, учтивый и непринужденный. Уголки его мягких орехово-зеленых глаз морщатся от смеха, и он мастер уделять людям безраздельное внимание. Ему не все равно, что о нем думают другие, но в хорошем смысле, в том смысле, что он держит язык за зубами, даже когда сердится, чтобы не сказать того, о чем потом пожалеет. Он всегда относился ко мне хорошо, никогда не жаловался, когда я вручала ему свою сумочку, чтобы освободить руки, придерживал дверь, чтобы я могла войти, предлагал постоять в переполненных
Какие родители не хотели бы, чтобы их дочь была с таким парнем, как Кори?
И почему, пока я стою здесь и мысленно перебираю лучшие качества Кори, мне кажется, что я убеждаю себя в них?
– Ну… Смотрите за своими напитками и держитесь вместе, – бормочет Саймон.
– Обязательно. Поцелуй за меня маму на ночь.
Свадебный сезон в самом разгаре, и она уже крепко спит. Ей нужен отдых перед ранним утренним подъемом, чтобы закончить работу над букетами невест в эти выходные.
Я успеваю дойти до входной двери, прежде чем меня окликает Саймон.
– Не забудь вынести мусор к обочине.
Моя голова откидывается назад со стоном.
– Я сделаю это, когда вернусь домой.
– В три часа ночи? – беспечно спрашивает он. Прекрасно зная, что последнее, что я буду делать, спотыкаясь и поднимаясь по ступенькам в три часа ночи, – это тащить на обочину контейнеры для мусора, вторсырья и компоста.
Я открываю рот, собираясь упросить отчима сделать это за меня, только в этот раз…
– Выносить мусор раз в неделю в качестве твоего единственного вклада в это хозяйство, по-моему, хорошая замена оплаты аренды и коммунальных услуг, согласна?
– Да, – бормочу я.
Потому что это правда. Два раза в неделю к нам приходит домработница, чтобы убрать и запустить стирку. Мама еженедельно привозит нам продукты и готовые обеды из органической, зерновой, безгормональной, безглютеновой, безмолочной кухни, так что мне редко приходится ходить по магазинам или готовить. И я всегда складываю свои блузки и платья в стопку, которую Саймон отдает в химчистку, когда его жилеты и плиссированные брюки нуждаются в чистке.
Я двадцатишестилетняя женщина без долгов, которая последние четыре года живет за счет своих родителей, несмотря на приличную зарплату, и никто из них не жалуется, потому что им нравится, что я здесь, а мне нравится образ жизни, который я могу себе позволить, живя дома. Поэтому да, самое меньшее, что я могу сделать, это раз в неделю выносить наш «мусор».
Но это не мешает мне добавить:
– Ты просто заставляешь меня делать это, потому что сам ненавидишь этим заниматься.
– А почему, по-твоему, мы так долго тебя держим? – спрашивает он, когда я захлопываю за собой входную дверь.
– Встретимся там.
Колеса компостного бака грохочут по асфальту, пока я тащу его одной рукой к обочине, мимо маминой «Ауди» и «Мерседеса» Саймона, прижимая к уху телефон. Наш дом – один из немногих на этой улице –
– Мы никуда не попадем, если ты не поторопишься! – Диана перекрикивает толпу шумных людей, в ее голосе слышна паника.
– Расслабься. Куда-нибудь мы попадем, как мы делаем это каждый раз, когда куда-нибудь выходим.
Куда-нибудь, где мы сможем пофлиртовать со швейцарами или в худшем случае сунуть им несколько купюр, чтобы они позволили нам миновать очередь, которую они сами и создали, чтобы их клуб выглядел популярным. Между тем внутри это города-призраки.
Но у двух привлекательных молодых женщин есть свои преимущества, и я планирую воспользоваться ими сегодня вечером. Как бы паршиво я себя ни чувствовала внутри, я компенсировала это, приложив дополнительные усилия снаружи.
– Мой «Убер» уже в пути. Просто выбери место и напиши мне. Увидимся минут через пятнадцать.
Скорее через двадцать пять, но Диана бросит меня, если я скажу ей об этом. Положив телефон с сумочкой на капот машины Саймона, я тащу мусорный бак к обочине, стараясь не сломать ноготь. Затем возвращаюсь, чтобы захватить серый контейнер для мусора.
За долю секунды до того, как что-то мягкое касается моей ноги, краем глаза я улавливаю движение. Я отпрыгиваю с испуганным вскриком, теряю равновесие и, споткнувшись о бордюр, приземляюсь на задницу рядом с особенно колючим кустом роз. Мимо меня проскакивает огромный енот. За ним быстро следует второй, злобно шикая на меня.
– Проклятье!
Удар был жестким, и я, вероятно, заработала синяк, но сейчас больше всего беспокоит десятисантиметровый каблук, лежащий рядом с моей ногой, отломанный от основания. Я снимаю испорченный лубутен и со всей силы бросаю его в енотов. Но они уже благополучно устроились под машиной и теперь наблюдают за мной, а поток света с крыльца отражается от их глаз-бусинок.
Входная дверь открывается, и появляется Саймон.
– Калла, ты еще здесь?
Он видит меня, растянувшуюся на земле в саду, и хмурится.
– Тим и Сид вернулись, – бормочу я.
Эта парочка перестала появляться в прошлом месяце, после того как большую часть года исправно посещала наш дом по вечерам каждого четверга. Я предполагала, что они либо нашли другую семью для терроризирования, либо их сбила машина.
– У меня было предчувствие, что они вернутся. – Отчим протягивает телефонную трубку. – С Аляски.
Я качаю головой и произношу одними губами: «Меня нет дома», – хотя уже слишком поздно.
Кустистые брови Саймона изгибаются дугой, он ждет, вытянув руку. Он все равно никогда бы меня не прикрыл. Психиатр в нем верит в то, что проблемам нужно смотреть в лицо, а не избегать их.