Дикие лошади
Шрифт:
Он был обращен лицом к городу. Я посмотрел туда и не увидел ничего особенного. Казалось, не было причины, по которой ему стоило оборачиваться, но никто, спасающийся бегством в таких обстоятельствах, не остановился бы, если бы не крайняя необходимость.
Если бы я снимал это в фильме… почему он мог остановиться?
Потому что он уронил что-то.
Убегающая к вершине холма густо поросшая травой площадка для тренировок была так же широка, как взлетное поле аэродрома, и почти так же длинна. Я не мог быть уверен, что нахожусь в правильном месте. Если всадник уронил что-то маленькое, можно
Я несколько раз безрезультатно прошелся туда-сюда. Здесь было просто слишком много места. Все поросло травой – целые квадратные мили травы. Я посмотрел на вершину холма и увидел, что все занятые в фильме лошади и всадники стоят там, словно индейцы на линии горизонта в старых кинокартинах про освоение Америки. Позади них вставало солнце.
Еще на вершине я в спешке уронил свою мини-рацию. Я решил вернуться обратно на холм, заметить место, где стою сейчас, а потом послать грумов прочесать все вокруг и поискать на земле что-нибудь необычное.
Место я отметил, положив на траву свой ярко-синий свитер: что-либо более мелкое может оказаться незаметным. Потом я пошел обратно к грузовику.
Сияющее солнце взошло над холмом, и в траве в двадцати шагах впереди меня что-то блеснуло.
Я подошел посмотреть, поскольку там, где работают с лошадьми, не должно валяться ничего стеклянного или металлического, и застыл как вкопанный, не в силах вздохнуть.
Удиравший всадник уронил свой нож.
Ничего удивительного, что он пытался отыскать его. Я неотрывно смотрел на то, что лежало в траве у моих ног, и чувствовал дрожь и отвращение. Это был необычный нож с широким лезвием, заточенным по обоим краям, длиной около восьми дюймов, круглой рукоятью, в которой ближе к одной стороне были прорезаны отверстия для пальцев, как будто этот нож надевали на руку подобно кастету. Лезвие было светлым, а рукоять желтоватой, как высохшая трава. Весь нож, около фута длиной, выглядел пугающим и бесконечно смертоносным.
Я поднял взгляд на холм. Грумы стояли там, ожидая инструкций.
Пусть все идет как идет, подумал я. Я вернулся к грузовику, сел за руль и поставил его над тем местом, где лежал нож, так, чтобы никто не мог поднять или забрать его, чтобы никакая лошадь не наступила на него, не сломала его и не поранилась сама.
Затем я залез в кузов грузовика, запустил камеру и заснял шеренгу всадников, черных на фоне восходящего солнца.
Хотя безработица снова неумолимо глянула мне в лицо, она была бессильна заставить меня потерять такой кадр.
ГЛАВА 7
Я изменил распорядок дня.
Все вернулись на конный двор, исключая Монкриффа, которого я оставил за рулем грузовика, строго наказав ему не двигать машину с места, даже если этого потребуют злые люди, приставленные следить за тем, чтобы машины не ездили по Хиту. Я сказал ему, что уже совершил нарушение, заехав на поле для тренировок. Он не должен сдвигать грузовик ни на дюйм.
– Почему?
Я объяснил почему.
– Нож? – недоверчиво переспросил он.
– Кто-то действительно пытался причинить вред Нэшу.
– Невозможно! – воскликнул Монкрифф больше в знак протеста, чем недоверия.
– Теннисисты,
– Дерьмово.
Не имея выбора, хотя и неохотно, я позвонил в полицию. В моей голове сами собой проносились газетные заголовки: «Злосчастье снова наносит удар по киносъемкам в Ньюмаркете». Действительно дерьмово. Я встретил полицейских на конном дворе, где ожидали, собравшись группами, все грумы. Айвэн был вне себя оттого, что едва не попал на больничную койку, а то и куда похуже.
Прибывшие полицейские оказались совсем не теми, которые присутствовали в доме Доротеи. Я подумал, насколько это необычно для местной полиции – за двадцать четыре часа получить два вызова по поводу нападений с ножами, пусть даже эти нападения казались ничем не связанными между собой. Я гадал, осознают ли они, что я присутствовал на месте обоих преступлений.
Нэш, вызванный Эдом, вышел из дома в костюме и гриме и встал рядом с Айвэном. Полицейские посмотрели на одного, потом на другого и пришли, как и все мы, к единственно возможному выводу. В тщательно подобранных брюках для верховой езды, твидовых куртках и больших защитных шлемах, с десяти шагов они казались близнецами. Только разрез на боку куртки Айвэна позволял легко различить их.
Я сказал Нэшу:
– Это может означать конец фильма.
– Никто не ранен.
– Кто-то пытался прикончить вас.
– Им это не удалось, – ответил он.
– Вы отменно спокойны.
– Томас, я уже много лет живу среди подобных опасностей. Как и все мы. Мир полон сумасшедших фанатиков. Если позволить себе беспокоиться по этому поводу, то не стоит выходить из дому. – Он посмотрел на полицейских, записывавших показания грумов. – Мы собираемся сегодня продолжать работу?
Я помедлил.
– Как отнеслась к этому Сильва?
– Стойко.
Я подавил улыбку.
– Не желаете ли прогуляться на Хит и посмотреть на железку, которую кто-то намеревался воткнуть в вас? И осознаете ли вы, что с этого момента у вас должен быть телохранитель?
– Нет. У меня никогда не было телохранителя.
– Не будет телохранителя – не будет и фильма. Очень возможно, что фильма не будет в любом случае, как только Голливуд прослышит об этом.
Он посмотрел на часы.
– Там сейчас середина ночи.
– Так вы пойдете?
– Да.
– В таком случае пойдем сразу же, как только сможем, – с благодарностью сказал я.
К нам подошел Эд и сказал, что полиция желает поговорить с человеком, который здесь за все отвечает. Я пошел к ним; оба они были старше меня и, кажется, оглядывались в поисках действительно авторитетной фигуры. Я, видимо, не соответствовал их понятию о начальстве. О'Хара, пожалуй, подошел бы им больше.
Грумы сказали им, что лишний всадник присоединился к их группе, когда они встали кружком на холме после третьей скачки к вершине. Они особенно не думали об этом, поскольку во время киносъемок рутинная жизнь конюшен обычно забывалась. Вновь прибывший, одетый в джинсы, ветровку и шлем, затесался в их толпу. И только когда лошадь Айвэна шарахнулась, а сам Айвэн закричал и упал, им пришло в голову, что что-то не так. Кажется, никто из них не увидел блеска клинка.