Дикие
Шрифт:
– Да ты, я вижу, затарилась по полной программе.
– А чего скупиться? Праздновать - так праздновать.
– Взяв его под руку, она потерлась щекой о его могучее плечо. Он не поморщился и не отстранился. Заглянув ему в глаза, она поняла, что наживку «рыбка» практически заглотила…
Первоначально полковник думал ограничиться небольшими посиделками, но с первого же часа все пошло совершенно иначе. Татьяна не думала стесняться и смело отрезала от ананаса кусок за куском, не забывая угощать и своего кавалера. Танцовщица отлично помнила, что на роль помощницы выбирал ее именно он. Стало быть, она нравилась ему, а для приведения в жизнь задуманного плана этого было вполне довольно.
Уже после первых бокалов, танцовщица затемнила в его квартире свет и, освоившись с музыкальным центром, скоренько нашла подходящую мелодию. Можно было бы пригласить
Мощные колонки наполняли комнату вкрадчивым голосом Стинга, и, вторя стону электрогитар, Танечка кружилась по комнате, временами застывая на месте, а временами распластываясь по полу. Тело ее продолжало трепетать и изгибаться, одну за другой теряя фрагменты одежды. Соответственно становились и более откровенными телодвижения. По счастью, Доктор был все-таки мужчиной. Она видела это по его загоревшимся глазам, по раздувающимся крыльям носа, по вздрагивающим рукам. Сам же Доктор, глядя на смуглую танцовщицу, ощущал нарастающее беспокойство. У него оставались еще невыполненные дела, но сейчас он яснее ясного понимал, что все дела ему придется отодвинуть на потом. Происходила совершенно непонятная вещь. Еще вчера эта девочка с мускулистыми ногами и тонкой талией интересовала его исключительно как помощница в деле завлечения клиентов. Глядеть на нее было приятно - и не более того. Но так было еще вчера, а сегодня эта пигалица умудрилась в нем что-то пробудить. Стоило ей пуститься в чертов танец, и маленький феномен свершился. Полковник уже не принадлежал самому себе, - он принадлежал ей! Танцовщица вскидывала к потолку голову, изгибалась телом, и он не мог оторвать от нее глаз, восхищаясь округлостью ее ягодиц, поражаясь умению девушки «плыть» на гребне мелодии. Без сомнения, Танечка обладала редкой притягательностью, и музыка лишь усиливала это качество. Мало того, что он возжелал ее, как женщину, в нем проснулись и более затаенные чувства. Глаза танцовщицы то и дело встречались с его собственными, и каждое подобное столкновение порождало в нем зыбкую дрожь. Виновато ли было в том шампанское или ее изумительное тело, но подобного полковник госбезопасности не испытывал уже давно. Может, даже вообще никогда не испытывал. И поневоле вспоминалась сестра Горбуньи, Василиса, которая, как сообщили ему подчиненные, всего за пятнадцать минут раскрутила банкира на отпирающие коды. Пожалуй, с такими сумасшедшими глазками это было и впрямь не сложно. Вот и теперь, глядя на улыбающуюся Танечку, полковник с ужасом осознал, какую власть может забрать над ним противоположный пол. Будь женщины поумнее - давно бы скрутили мир в бараний рог, - в этом он ничуть не сомневался. Мускулам и ругани дамы противопоставляли свои природные чары, и самое удивительное - побеждали почти всегда. Любого мыслителя или художника, будь то Талейран, Достоевский, Вольтер или Маяковский, они с легкостью заставляли плясать под свою дудку. Для того, чтобы завоевать планету, им не хватало лишь малой толики воли и изобретательности, поскольку перед любой женщиной неизменно вставал вопрос «зачем?». Мужчины одерживали победы исключительно ради побед, женщинам же подобная постановка вопроса всегда казалась полным идиотизмом. А потому они просто не знали, как использовать силу своих чар, не знали, что делать с одурманенным мужским населением и в какие подвалы отправлять завоеванный люд. Впрочем, некоторые из них, вероятно, знали - вроде той же Клеопатры, француженки Мадам де Сталь, старухи Василисы и этой малолетней танцовщицы…
К Василисе, старухе, промышляющей гаданьем, ворожбой и снятием порчи, полковник заходить не любил. Знал, что каждый его приход связан с очевидным риском. Старая стерва не любила их службу и до сих пор не могла простить ему увезенной в лес сестры. Внешне она ничем не выдавала своих чувств, но полковник знал, что в любой момент старуха готова нанести удар. Самое паскудное заключалось в том, что воспрепятствовать ей он ничем не мог. Их симбиоз держался на шаткой договоренности, которую естественнее было бы именовать шантажом. Он не трогал Василису, поскольку нуждался в ее услугах, она же помогала ему, опасаясь за жизнь увезенной сестры. Но Василиса - особый разговор и особая тема. Куда больше полковника волновала сейчас Татьяна.
Продолжая изгибаться всем телом, девушка легко и быстро стянула с себя трусики,
Лицом зарывшись в ухоженную бархотку, полковник на секунду зажмурился. Такого с ним, действительно, еще не случалось. Большинство женщин, которых он знал, вызывали в нем если не брезгливость, то некое чувство отстраненности. Они соглашались лечь с ним в постель, но их не хотелось ни целовать, ни ласкать. В большинстве случаев весь процесс соития укладывался в считанные минуты. Здесь же происходило нечто иное, и, нарочно сдерживая себя, он продолжал мять и гладить ее тело, разгоняя дыхание девушки, выжимая из нее сладостные стоны. Тело Танечки безостановочно вздрагивало, и по ускорившимся движениям он сообразил, что девушка готова принять его. Подхватив ее с пола, он в один миг добрался губами до ее рта. Кажется, она укусила его, но этого он даже не заметил. Ждать далее он просто не мог и потому, спустив свободной рукой штаны, нанес набухшей плотью первый пробный удар. Выискивать точное направление даже не пришлось, - подобно цветку она вся была распахнута, готовясь впустить его по первому зову. И он не вошел в нее, - он утонул в ней, провалившись в глубину, какую трудно было подозревать в столь миниатюрной фигурке. А далее наступил период беспамятства. Он не терял сознания, но исступление, охватившее тело, вытеснило из головы все мало-мальски связные мысли. Танечка что-то нашептывала ему на ухо, аккуратными движениями поворачивала и направляла его. Самое удивительное, что полковник безропотно ей подчинялся. И когда наконец энергия толчками стала покидать его, он почти задохнулся. Жар сменился внезапным холодом, и, прижавшись к девушке, он погрузился в сиюминутный сон. Это тоже происходило с ним впервые, и полковник даже не заметил, как, чуть погодя, Татьяна осторожно выскользнула из-под него, собрав с пола разбросанную одежду, выпорхнула из гостиной.
Лишь спустя несколько минут, он вновь пришел в себя, а, открыв глаза, не сразу сообразил, где он и что с ним. Из ванной до него долетел шум воды и голос что-то напевающей Татьяны. Полковник с кряхтением перевернулся на спину, подрагивающей рукой растер лицо. Наваждение потихоньку спадало, и, поднявшись, он кое-как оправил на себе рубаху, снова натянул штаны. Некоторое время стоял, прислушиваясь к льющейся воде, потом приблизился к столу и, открыв потайное отделение, достал свой любимый «Парабеллум». Привычными движениями навинтил глушитель, неровным шагом двинулся в ванную…
Разумеется, она и не думала запираться. Стояла себе в ванной, энергично намыливая голову. Пена стекала у нее между грудок, хлопьями скапливалась в районе пупка и паха. Смотреть на нее было одно удовольствие, но полковник вновь испугался того, что может не выдержать. Прав был древний философ, говоря, что женщины хороши лишь в гробу и в темноте. В противном случае они становятся опасными.
– Ну что, господин Доктор, нравлюсь? Или требуется еще лечение?
– она, конечно же, слышала, как он вошел, но пистолета в его руке не видела. Лицо ее лоснилось от воды - и оттого казалось еще более миловидным. Сухо сглотнув, полковник попросил:
– Повернись, пожалуйста, спиной.
Она не стала спорить, послушно развернулась. Шагнув вперед, он опустился на колени. Сначала поцеловал ее в бедро, потом в ягодицу, а далее скользнул губами по скользкой коже, поднявшись к левой лопатке - к тому самому месту, в которое секундой позже должна была войти пуля…
Такое тело не должно было умирать так рано, но в этом был виноват уже сам полковник. Он совершил ошибку и подпустил Татьяну слишком близко к себе. Между тем, его профессия не предполагала ни любви, ни дружбы. Тот, кто любит, рано или поздно рискует разучиться убивать - стало быть, рискует в свою очередь угодить в список потенциальных покойников. Следовательно, надо было решаться и рвать. Пока не поздно, пока сладкие семена не пустили корней и не дали всходов…
Все произошло быстро, и, конечно же, она не успела ничего понять. Только хихикнула, когда металл глушителя скользнул по коже, поднимаясь от копчика к сердцу. Он нажал на спуск всего раз и вовремя успел поддержать падающее тело. Вода продолжала бурлить, и порции крови окрашивали мыльную пену, безвозвратно уносясь в водосток. Несколько минут полковник смотрел на мертвую Танечку и молчал. Она и теперь продолжала улыбаться - наверное, ликовала дурочка, празднуя одержанную над ним победу. Но в том и крылся подвох, что победа оказалась Пирровой. Своей оглушающей близостью с ним, юная глупышка выиграла лишь один-единственный приз, а именно мгновенную смерть. Большего, к сожалению, полковник ей дать не мог…