Дикий и Зверь
Шрифт:
— Все же вам стоит поесть, — еще раз сказала девушка.
— Зачем? После разговора с вашими друзьями все равно придется съеденное выблевать. Вы уж извините за такую прозу жизни.
Девушка подождала еще немного, после подошла к кровати и привязала свободную руку. Она подняла поднос и собралась уходить.
— Не стану возражать, если вы мне в другой раз принесете сигарету.
Девушка не ответила и вышла из комнаты. Дикий лежал, стараясь сконцентрироваться на боли, которая возникала то в одной, то в другой части тела… Вот тебе и викинги! Хорошо осуществлять победный викинг, а после быть щедрым и делить
Мужчина сел на табурет у изголовья.
— То ли я в сумасшедшем доме, то ли меня к операции готовят. Не пойму! — усмехнулся Дикий, поглядывая заплывшими глазами на очередного «врача».
Тот отвязал правую руку Дикого, достал из кармана пачку сигарет, прикурил одну от зажигалки, протянул Дикому. Тот взял сигарету, затянулся, закашлялся и чуть сигарету не выронил. Голова закружилась — никотин погрузил в состояние легкой эйфории. После второй затяжки головокружение прошло. Дикий стряхнул пепел и затянулся еще раз. «Табак штука вредная, конечно, — подумал Дикий, — но стало легче. На душе как-то стало легче».
— Вы должны понимать! — проговорил седой важно. — Конечно, должны понимать, что те меры, которые к вам применяются, не есть проявление садизма. Эти меры просто необходимы. Стоит ли упрямиться? В конце концов, мы введем вам дозу известного вам препарата и добьемся своего.
«Я его понимаю, — подумал Дикий. — Я и сам вводил дозы. Сам добивался признания. Но после „лекарства“ клиента может понести, и он станет говорить все. Все не то. Так случается. Мне же надо сопротивляться до предела. Если расскажу, не дай бог! тогда просто пристрелят…»
— Возможно, вы и правы, — согласился Дикий. — Но и я прав. Добровольно я вам никакой информации не отдам. Вы же понимаете! Этот разговор бесполезен.
— Что ж. — Мужчина поднялся. — И я прав, и вы правы. Вы вольны, конечно, держаться, сколько поручится. Время еще есть. Но все равно сломаетесь. Все ломаются, молодой человек, все.
— Иди ты в жопу, старый осел! — Дикому надоели церемонные разговоры. — Скоро ты сам будешь петь!
Мужчина не ответил. Только злой взгляд метнулся из-под толстых линз. Он быстро вышел из комнаты, но через некоторое время появились новые посетители — вчерашние быки.
— Ну что, парни, повеселимся?
— Повеселимся, повеселимся.
Один из мордатых отвязал Дикого от кровати, рывком поднял и поставил на пол. В руках мордовороты держали дубинки. Такие дубинки Дикий знал. Они служили не столько для избиения, сколько для электрического поражения. В них были вмонтированы мощные аккумуляторы.
— Что за юные физики здесь собрались! — прохрипел Дикий, внутренне готовясь к экзекуции, — Электроны, протоны. Плюс, минус…
Пока мордовороты соображали, Дикий воспользовался паузой и влепил одному из быков ногой по физии. Получилось довольно вяло, но в переносицу подъемом стопы он все-таки попал.
— Ммм, — произнес бык и выронил дубинку.
— Слабак, — сказал Дикий и тут
— Больно, — признался Дикий, упав на пол. — Током бьет классно.
Его поднимали, били, он падал. Поднимали — падал. Били током. А он старался полюбить боль. Любил, любил ее, как мог. Сколько можно ее любить? Столько, сколько надо! Люблю, люблю, люблю ее, боль! Скорее бы в койку, подальше от такой любви…
Где-то через полчаса мордовороты устали и бросили Дикого на кровать. Привязали его — окровавленного, избитого до полусмерти, харкающего кровью и хрипящего, как подстреленное животное. Левая нога дергалась в непроизвольной судороге. Истязатели ушли, а боль осталась.
«Наконец-то, милая, мы остались с тобой наедине».
«…Конунг Аудбьярн двинулся со своей ратью на север, в Мерн, и встретился там с конунгом Аривидом и Сальви Разрушителем, и у всех у них вместе было большое войско. Конунг Харальд также пришел тогда с севера со своим войском. Они сошлись перед островом Сольскель. Там было большое сражение, и с каждой стороны было много убитых. В войске Харальда пали два ярла, Асгаут и Асбьярн, и два сына ярла Хакона из Хладира, Грьотгард и Херлауг, и много других знатных мужей, а у мерян — конунг Арнвид и конунг Аудбьярн. Сальви же Разрушитель спасся бегством и стал позже известным викингом и часто причинял много вреда государству Харальда. Поэтому его и прозвали Сальви разрушителем…»
«Такие вот, блин, пироги», — подумал избитый Дикий.
Дверь открылась.
— О, боже! — простонал Дикий. — Я так люблю мою боль. Зачем же мне боль еще?
Но в двери возникла девушка, а не мордовороты. Она сделала несколько шагов и остановилась чуть поодаль от кровати.
— Вам так приятно смотреть на это, мадемуазель!
Говорить мешала кровавая слюна. Дикий попытался сплюнуть, но плевок не получился, и сгусток просто стек изо рта по щеке. Дикий провел языком по зубам — те шатались в деснах. Губы, он это чувствовал, представляли из себя бесформенную кровавую, засыхающую массу. Сам же язык распух. Дикий, видимо, его прикусил несколько раз во время экзекуции.
Девушка сделала еще шаг, наклонилась. В ее руке Дикий увидел клочок ваты и шприц. Откуда-то возник жгут. Девушка протерла Дикому вену ваткой. Возник приятный холодок. После блондинка перетянула ему руку и сделала укол.
«Кубиков пять. Что-то многовато».
— Они меня боятся. Они боятся, что я дуба дам, — прохрипел Дикий, стараясь улыбнуться. Можно себе представить, как эта улыбочка смотрелась со стороны.
— Решили меня разговорить лекарствами, — договорил мысль Дикий, а девушка тут же ответила:
— Это тонизирующая доза. Для поддержания сердечной мышцы.
Лицо девушки находилось совсем рядом. Простое девичье лицо. Длинные ресницы, родинка на виске.
— Зачем вы так сопротивляетесь, — неожиданно продолжила она. — Скажите им все, что они хотят, и мучения кончатся.
— Ха. Ха. Ха, — деревянно проговорил Дикий.
На большое не хватило сил.
Девушка еще постояла, посмотрела печально на лежащего и ушла.
«Жалеют. — Мысли появлялись сами. Дикий не просил их об этом. — Приятно, когда жалеют. Только толку от жалости нет никакого. Дали б лучше передохнуть часов пять…»