Дикий урман
Шрифт:
Ветерок сдувал с елок зеленый туман. Все тихие затоны озера припудрила пыльца цветущих елок. В тайге сильно пахнет еловая пыльца. Сколько Вадим ни бывал в экспедициях, каждый раз, вновь попадая в тайгу, он не переставал дивиться этим не знающим границ дебрям, этим рекам, с тысячными стаями дикий гусей на плесах, этим бесчисленным, кишащим рыбой озерам. Сравнивать все это с какими-нибудь лесами или озерами в обжитых местах – все равно что сравнивать перевернувшую лодку щуку с каким-нибудь несчастным пескарем. Почто на лесину лазил?
– Смотрел,
– Выберемся. Руки только не опускай. Никто не при– вез сюда, сами пришли. Сами и выйдем.
– Как у тебя нога?
– Да вроде бы ничего.
– Давай посмотрим.
– Опять тревожить?
– Шины снимать не будем. Может, так что увижу.
В местах, которые можно было осмотреть, нога выглядела нормально. «Кажется, все в порядке, – думал Росин. – Если бы началась гангрена, пора бы появиться каким-то признакам, хотя бы красноте, что ли… и чувствует себя он нормально».
– Вроде все хорошо, Федор.
Федор не ответил. «Чего уж хорошего – сломана нога».Росин подошел к ямке, сдвинул траву. Под ней лежали пойманные вершей крупные, как лапти, бронзовые караси.
– Не могу больше есть сырую рыбу.
– И у меня, однако, душа не принимает.
– А есть – жуть охота. Надо как-то добыть огонь. Может, из кремня высечь?
– Фитиль нужен. Или трут. А их без огня не сготовишь.
– А может, трением попробовать?… Как-то пытался в школе – не вышло. Может, силенки маловато было?… Попробую! Ведь добывают же индейцы.
Возле шалаша вырос ворох сухого хвороста. Появилась натеребленная тончайшими полосками береста. В дупле добыты сухие гнилушки, которые, казалось, затлеют от малейшей искры.
Росин взял пару палок, сел поудобнее и принялся вначале медленно, потом быстрее и быстрее тереть их одну о другую.
Федор приподнялся на локтях, ожидая, что будет… Палки залоснились. На лице заблестели капельки пота. Дыхание участилось. Двигая руками, Росин как можно сильнее прижимал палку к палке. При каждом движении с лица срывались капельки пота.
Федор приподнялся повыше.
– Кажется, паленым пахнуло?
Росин кивнул и из последних сил продолжал тереть залоснившиеся палки. Руки двигались неуверенно, рывками. Наконец они бессильно опустились… А когда вновь приобрели способность двигаться, Росин встал и с силой отшвырнул палки.
– Больше того, что сделал сейчас, мне не сделать.
– Не похоже, что этак огонь добыть можно. Горящее полено три – огонь сотрешь, а ты хошь, чтобы загорелось. Видно, иначе как прилаживаются.
– Да, пожалуй.
Росин побрел к озеру. Смыл пот, утерся рукавом.
– Стяпай-ка вон ту березку, – кивнул Федор на небольшое, роста в два, деревце. – Полотенце сделаю.
– Полотенце?
– Давай, давай березку. Сучья обруби, кору обчисти.
Лежа Федор соскабливал с березки тончайшие, но длинные стружки, похожие на спутанные ленточки идеально белой
– У хантов по сю пору эти стружки в ходу. Лишних тряпок на промысел не носят. И лицо ими утирают, и посуду, и патроны этой же строганиной запыживают.
Из-под ножа, ленточка за ленточкой, набрался большой белый комок. Росин приложил комок к лицу.
– А ведь правда утираться можно. Ни за что не скажешь, что древесина! Удивительно: березовое полотенце!
Откладывая березовый кол, Федор вдруг побледнел.
– Опять ногу подвернул?
Федор чуть заметно кивнул.
– Слушай-ка, а если тебя в лодку и волоком через завалы, пока вода держится? – несмело предложил Росин, комкая полотенце.
– Пустое. Сам дорогу видел. Да и лодка – где она? Искать надо, без нее и в другую весну не уйдешь.
…Из трех сухостоин Росин связал узкий длинный плот.
– Ты долбленку и по озеру посматривай, не только по тростникам, – наставлял Федор. – Может, мотается где.
– Хорошо, везде смотреть буду.
Росин оттолкнулся шестом. Плот медленно развернулся и поплыл вдоль берега.
Изредка, с надрывным кряканьем, вылетали из тростников утки… Солнце и сверкающая рябь мешали смотреть. Шест вяз в иле. Местами полоса тростников была так широка, что приходилось забираться в нее. Подминая тростники, плот оставлял за собой дорогу. С лица Вадима капал пот… Поплескав водой в лицо, он опять брался за шест, и снова монотонно хлюпала в бревна вода.
«Пора, пожалуй, и отдохнуть, – решил Росин и направил плот в разрыв в тростниках. – Тут до самого берега чисто – легко причалить».
Росин приколол плот шестом, перешел поляну и с удовольствием улегся в тени, раскинув натруженные руки…
Но блаженство было недолгим. Появились комары. Росин поднялся и замер: на поляну выкатился медвежонок. Сам меньше собаки, а держался смело. Без опаски подбежал к плоту, понюхал и принялся лакать воду.
«Здесь можно попасть в неприятную историю. – Росин озирался по сторонам. – Появится мамаша… Тут оставаться нельзя. Этот несмышленыш может заметить и затеять игру. Тогда вовсе несдобровать».
С опаской оглядываясь, Росин побежал к плоту. Увидев человека, медвежонок перестал лакать, склонил голову набок.
«Все! Вот он, плот. Теперь наверняка отчалю… А что, если?…»
Росин схватил медвежонка за шиворот. Малыш, обиженный таким обращением, взвыл что есть мочи. Росин оттолкнул плот. На поляну выскочила медведица. От резких, сильных толчков плот оседал в воду, шест гнулся в дугу, вот-вот сломается. Но медведица плыла быстрее. Медвежонок широко расставил лапы и скулил, боясь свалиться с плота. Разъяренная медведица, прижав уши, настигала. Росин отшвырнул ногой медвежонка – пусть забирает! Но тот, вместо того чтобы плыть к маме, карабкался на плот. Мохнатая фурия рядом! Росин бросил шест – и с головой в воду! Медведица ткнула мордой медвежонка и повернула к берегу. Малыш, вовсю работая лапами, торопился за ней.