Дикий. Его неудержимая страсть
Шрифт:
Но то спарринги, а это реальные бои, вроде как относительно легализованные, но никто не знает, чего ждать от этих отбитых на голову бойцов, выходящих сюда, в октагон.
Анонсер объявляет сначала первого противника Матвея, а потом и его самого.
Публика взрывается, услышав давно не произносившееся в этих стенах прозвище "Кэш".
Машинально усмехаюсь. Несомненно, его здесь помнят.
Матвей уверенной походкой, лениво мажа улыбкой по беснующемуся народу, приближается к рингу. Внутри меня словно оживает что-то ненормальное. Дикий восторг с примесью тревоги.
Черт.
Под громкий голос анонсера, Кешнов находит меня глазами и, широко ухмыльнувшись, подмигивает. Я тоже улыбаюсь и тычу ему в ответ средний палец, эгоистично наслаждаясь резким сполохом огня в синих глазах, адресуемого только для меня. А потом подношу этот палец к губам и демонстративно целую кончик. Чтобы даже не думал расслабляться. Кешнов смеётся, а после без особых усилий справляется с этим и еще одним соперником.
Сегодня бои промежуточные. Сначала парни дерутся друг с другом, а в конце остаются два сильнейших и борются между собой. Так целый месяц до решающего боя, пока не определится главный победитель.
Я надеюсь, что на этом месяце все и закончится. Это выше моих сил, каждый раз вот так, как на иголках, вздрагивать и хотеть убить каждого, кому удаётся нанести удар моему говнюку. И пусть он потом с лихвой отделывает соперников, но не испытывать фантомной физической боли на собственном теле у меня не получается.
Наблюдать за боями, в которых Матвей не принимает участие, мне не хочется, поэтому, когда он уходит с ринга, я иду следом, а перед следующим боем занимаю свое законное место.
Кто бы сомневался, что Кешнов дойдёт до финала сегодняшнего вечера? Может, такие и были, конечно, но со своими деньгами, которые они не поставили на Матвея, эти недалекие точно могут попрощаться.
Перед тем как выйти на решающий бой, каждый из бойцов обтирает обернутые эластичными лентами руки магнезией, специальным средством, впитывающим лишнюю влагу и как следствие увеличивающим надёжность захвата.
В нокаут соперника Матвею сразу отправить не удаётся. Тот оказывается достойным противником, за что мне снова хочется вцепиться в его физиономию ногтями. Бой длится уже минут пять, а этого хватает, чтобы прилично устать.
Давай же, Матвей, я знаю, что ты в разы сильнее этого слюнтяя, из рассеченной брови которого уже струёй течёт кровь. У моего бойца и самого неслабая гематома на скуле. Так ему и надо. Нечего опять было сюда соваться, мать его.
— Давай, Матвей, — выкрикиваю на нервах, когда идиот в отвратных коричневых шортах делает захват, а после берет на удушающий Кешнова.
Не замечаю, как машинально снова начинаю грызть ногти, чего не делала уже пару лет. Сердце мечется в грудной клетке, обессиленно
Скорее бы уже закончился этот ад! Ненавижу! Ненавижу чертовы бои. Чтоб их вообще запретили в нашей стране!
И о Боже, меня наконец слышат какие бы то ни были силы, и бой в конце концов заканчивается спустя несколько минут, показавшихся мне бесконечными. Выбравшись из захвата, Матвей подпрыгивает и делает рычаг локтя в прыжке, отчего бедный парняга, получив мощный удар в нос, пошатывается и падает, а Матвей использует его секундную слабину для ответного удушающего приёма.
Услышав заветный свисток, уничтожаю его полным злости и одновременно облегчения взглядом. Сердце все ещё не может прийти в себя.
Меня сложно испугать чем либо, сама не раз дралась на улицах, но ведь это МОЙ Матвей, мать его.
Нужно бы порадоваться за него, но у меня получается только рывками выталкивать воздух из лёгких. Интересно, можно научиться смотреть такие вещи без лишних эмоций? Я бы даже заплатила, но что-то подсказывает, что никакие медитации не помогут.
Под градом поздравлений и восторгов чемпион спускается вниз, проталкивается через желающих пожать ему руку, при этом кивая всем и ухмыляюсь во все свои тридцать два. Конечно, он счастлив! От него вибрации ликования исходят такие, что окружающих повалить можно.
Останавливается, некоторым уделяя пару секунд, вероятно особо важным персонам, ради связей с которыми он снова здесь, а потом доходит до меня. Без разговоров берет за руку и прёт дальше в раздевалку. Влажная ткань бинта впивается в кожу, с такой силой он сдавливает мою ладонь, чтобы не выпустить руки, так как нас то и дело пытаются оторвать друг от друга. Совсем охамевшие стервы, делая вид, что не замечают меня, похотливо тянут свои дешёвые улыбки, бросая слова восторга Матвею, я же только глаза закатываю на весь этот спектакль. Алло, народ. Неужели можно быть настолько ничтожными?
Глава 16
— Ну давай, — как только Кешнов захлопывает за нами дверь, оставляя восторженных зевак по другую сторону, тут же поворачивается ко мне.
Лицо блестит от пота, огромный синяк украшает скулу, короткие волосы всклокочены.
— Что давать?
— Поздравляй меня. Ну или бей. Чего тебе больше хочется?
Сволочь лыбится, а мне действительно хочется его ударить. И поцеловать. И снова ударить.
— Больше склоняюсь ко второму.
— Так не отказывай себе, Риии! Я же вижу, ты хочешь.
Говнюк наклоняет голову, фиксируя мою талию ладонями, и неторопливо ведёт языком по моей шее, зная, что от такого казалось бы просто действия я всегда завожусь в считанные секунды. Отстраняется, заглядывая в глаза и ухмыляется довольным котярой.
У него прекрасное настроение, несмотря на несколько огромных синяков на руках и ребрах. В тёмных зрачках плещется адреналин, которого не заметить совершенно невозможно.
С силой вонзаюсь ногтями в стальной пресс, осознавая, что после того, что он только что на себе почувствовал, мой жест будет ощущаться как укус комара, но отказать себе хотя бы в такой мелочи не получается.