Дикое домашнее животное
Шрифт:
А как же Бруно? Что будет с ним?
Я вдруг вспомнила одну давнюю, из детства, историю про собаку, которая не знала, что ее хозяин умер, и не то двенадцать, не то четырнадцать лет ходила куда-то (кажется, на вокзал) встречать его. И мне стало так жалко Бруно, что я чуть снова не расплакалась.
Он, наверно, что-то такое почувствовал, потому что пришел ко мне в комнату, сел возле кровати и, вытянув морду, понюхал мои волосы. Я обхватила его за шею, притянула к себе и все же разревелась.
Как ни странно, но мне стало
За окном давно рассвело. Я выбралась из постели, умылась, и мы с Бруно пошли на прогулку.
Вернувшись домой, я затеяла небольшую постирушку. Затем сварила себе макароны, а Бруно суп. Потом забралась с ногами в кресло и принялась тупо смотреть в телевизор, прыгая по каналам.
А через час пришел Глеб.
– Что стряслось? – с порога закричал он, врываясь в квартиру.
Я глядела на него, хлопая ресницами, и не понимала, о чем он.
– Ты почему вчера не пришла? – продолжал кричать он. – И телефон не отвечает!
И тут я вспомнила. Мы же с ним вчера собирались на выставку! У меня это напрочь вылетело из головы.
– Где твой сотовый? – спросил Глеб, оббежав квартиру и не найдя ничего подозрительного.
Я послушно пошла к сумке и достала телефон. Так и есть – батарея разрядилась, и он отключился.
Глеб все говорил и говорил: про то, что я его подвела, что со мной сплошная нервотрепка, и что вообще-то у него на вчера и сегодня были совсем другие планы…
Я смотрела на него и никак не могла уразуметь, что он тут делает. Зачем он здесь?
– Знаешь что? – сказала я, вклинившись в маленькую паузу в его монологе. – Иди домой. Спасибо, конечно, что беспокоился обо мне. Но все же – иди домой.
Он растерялся и замолчал.
– Хорошо, – согласился он через некоторое время. – Ты, похоже, не совсем здорова. Поговорим завтра.
– Не нужно, – устало отозвалась я.
– То есть? – не понял Глеб.
– Не приходи завтра. И вообще больше не приходи.
Он смотрел на меня круглыми глазами, а я вдруг подумала, что у него на редкость глупый вид, когда он вот так округляет глаза. Точь-в-точь филин.
– Что ты хочешь этим сказать? – спросил он недоуменно.
Я молчала. До него постепенно начало доходить.
– Ты бросаешь меня?!
Наверное, мне стоило все ему объяснить, но я лишь кивнула.
– И ты заявляешь мне это вот так – между прочим?!
В конце фразы его голос дрогнул. Теоретически мне должно было быть жалко его. Но я не чувствовала жалости. Я вообще ничего не чувствовала.
Он помолчал, с трудом справляясь с эмоциями.
– Я и не догадывался, какая ты, – выдавил он в конце концов.
– Какая? – вяло поинтересовалась я.
– Безжалостная. Как… как асфальтовый каток.
Я не поняла, что он имел в виду, а расспрашивать не было сил.
Мы постояли еще немного. Наконец, он решился и вышел из квартиры, не сказав мне больше ни слова.
Я закрыла за ним дверь. Мне было все равно.
Глава 10
Новая
Суицидные мысли меня больше не посещали. Вообще-то, я человек трезвый, уравновешенный и не склонный к припадкам – по крайне мере, мне нравится так о себе думать. Поэтому быстро выбросила из головы всякую ерунду, оставив лишь печаль в чистом виде.
К тому же, сразу с понедельника навались разные дела, начиная с подготовки к проведению Лосевского семинара и заканчивая неожиданной налоговой проверкой.
К вечеру объявился мой персональный психолог и с порога потребовал волнующих подробностей. Я послала его подальше.
Лосев и Антонина, сидевшая у меня в кабинете, понимающе переглянулись.
– Вона как ее зацепило, – глубокомысленно изрек психолог.
Антонина лишь молча кивнула в знак согласия. Она еще утром пыталась узнать, как у меня дела на любовном фронте. Ее я, конечно, никуда не послала – подруга, как-никак. Просто сразу пресекла все допытывания.
Слишком больно.
Она сначала по привычке хотела обидеться. Но потом подумала немного и не обиделась.
– Бон жур-р, моя дорогая!
Раскатистый голос, вкусно и с удовольствием грассирующий, был таким громким, что я невольно поморщилась и отодвинула телефонную трубку подальше от уха. Но обрадовалась ужасно.
– Привет, папуль! Ты когда вернулся?
– Я еще не вернулся, – ответил мой предок. – Пока не получается.
Ну вот… Начинается…
Он словно прочитал мои мысли и поспешил меня успокоить:
– Не волнуйся, ко Дню твоего рождения я вернусь. Как и обещал.
– Точно?
– Точно. Верь мне, дочь, – пророкотал отец.
– Ну ладно, – вздохнула я. – Поверю. Расскажи хоть, как дела? Как там у вас с погодой?
– Дела отлично. Погода дрянь.
– Да? – оживилась я. – А у нас здесь уже практически лето. Все цветет.
– Тут тоже все цветет. Правда, последнюю неделю дождь не прекращается. Того и гляди, все смоет.
– Какая жалость! – неискренне посочувствовала я. – А в новостях сказали, что еще и Венгрию топит…
Мы немного пообсуждали погоду на континенте и явное изменение климата за последние десять лет. Я в который раз сказала ему, что дома лучше и «не нужен нам берег турецкий, и Африка нам не нужна».
Не то чтобы мне не было жаль Венгрию или папину Францию. Жаль, конечно. И я очень люблю и Париж, и Будапешт. Просто папа, хоть и был специалистом по истории отечества, откровенно предпочитал Европу средней полосе России, а мне его очень не хватало.
Отец у меня замечательный – колоритный, импозантный, просто красавец. К тому же большой умница и великолепный рассказчик. Так что я прекрасно понимаю студенток, что не дают ему прохода – хоть в России, хоть во Франции.