Дикое Сердце
Шрифт:
– Не трогай ее! Не причиняй ей вред, потому что я… я…!
– Ренато! – упрекнул Д`Отремон.
– Я убью тебя, если ты ударишь маму!
Д`Отремон отошел еще дальше, бешенство вдруг потухло, он был в изумлении. Он посмотрел на ладони, сжимавшие шею Софии, а затем, резко повернувшись, скрылся во тьме.
– Ренато! Сынок! – воскликнула София и зарыдала.
– Никто не причинит тебе вреда, мама. Никто никогда не причинит тебе вреда. Того, кто причинит тебе зло, я убью!
5.
–
– Да, белая лошадь хозяина. Дьявол поселился в этом доме с тех пор, как приехал этот проклятый мальчишка.
– Замолчите! Замолчите! Должно быть, что-то случилось!
Педро Ноэль поспешно вышел из роскошной спальни, куда его поселили. Ему было мало только смотреть из окна. Он вышел на окружавшую дом широкую галерею, спустился по каменной лестнице, удивленными глазами проследив за белой лошадью, которая при свете луны скрылась в полях, и воскликнул:
– Сеньор, сеньор… Какой ужас!
Другие глаза тоже видели удалявшуюся гордую фигуру Франсиско Д`Отремон на любимой лошади. Другие детские глаза, раскрытые от удивления, а возможно от испуга, были глазами Хуана. Он все слышал из той комнаты, где находился отсек для слуг, и сейчас уже вышел из дома, побежал как безумный, пока чья-то ладонь не схватила его за руку, удерживая.
– А ты куда пошел? – спросил Баутиста. – Куда идешь, я тебя спрашиваю.
– Я шел… Я…
– Тебе никуда не надо идти, только спать, что велели уже два часа назад.
– Дело в том, что сеньор Д`Отремон…
– Тебя не касается то, что делает сеньор Д`Отремон.
– Но сеньора София…
– Это еще меньше тебя касается.
– Дело в том, что я все видел и слышал. Я не хочу, чтобы по моей вине…
– В то, что происходит по твоей вине, тебе тем более не следует вмешиваться. Ты не распоряжаешься и не приказываешь себе. Тебя привезли, чтобы подчиняться и молчать. Иди в свою комнату. Иди в кровать, если не хочешь, чтобы я тебе это сказал по-другому. Иди! – он резко толкнул его в комнату и закрыл дверь на ключ.
– Откройте! Откройте! – кричал мальчик, с силой стуча в дверь.
– Замолчи, проклятый! Я тебе открою, когда придет хозяин! Замолчи!
– Ана, мне нужно немедленно поговорить с сеньорой.
– Сеньора никого не хочет видеть, сеньор Ноэль. У нее мигрень, а когда у нее мигрень, она никого не желает видеть.
Медленный, без выражения, приторный и тяжеловесный голос любимой служанки сеньоры Д`Отремон, растягивался словно мягкое препятствие, задерживая напор нотариуса, который уже собирался пройти под занавесками, закрывавшими вход в покои Софии.
– Я должен сказать ей очень важное, – настаивал Педро Ноэль.
– Сеньора никого не слышит,
– Доложи обо мне, скажи, это срочно, и увидишь, что она меня пустит.
Служанка-метиска улыбнулась, показывая белые зубы и качая кудрявой головой, украшенной маленьким кружевным чепчиком на французский манер. Мягкая и упрямая, упорная и кроткая, казалось, у нее был дар истощать терпение нотариуса.
– Ты не слышала, что нужно доложить сеньоре? Почему стоишь тут?
– Чтобы доложить сеньоре, я должна поговорить с ней, а сеньора не хочет, чтобы с ней говорили, когда у нее болит голова.
– Что происходит? – вмешалась София, выходя из спальни.
– Простите, сеньора, но мне нужно с вами несколько минут поговорить. Это важно.
– Должно быть очень, раз приходите в шесть часов утра.
– Дело в том, что сеньор Д`Отремон не вернулся со вчерашнего вечера, когда выехал на лошади.
– Не вернулся?
– Нет, сеньора, и никто не знает, куда и почему он уехал. Я видел, что он умчался, как на крыльях, спросил слуг, но никто не мог ответить.
София сделала усталое выражение лица, опираясь на служанку. Ни долгие слезы, ни бессонница не меняли ее внешности: бледная, хрупкая, как полузадохшееся тепличное растение в оранжерее, она производила впечатление, будто впервые слышит то, что прекрасно знает. Только губы слегка сжались, а во взгляде промелькнула красная вспышка злобы.
– Вы утверждаете, будто я это знаю?
– Говорят, он выехал после вашего с ним разговора. Я знаю, что в эти дни он пережил неприятные волнения, он находился в злополучном состоянии беспокойства, тревоги, напряжения.
– Так вы знаете больше меня. По-видимому, это грустная участь жен: нас не уведомляют. Вы пришли не в лучшее место для получения сведений.
Нотариус беспокойным взглядом поискал ребенка, но Ренато уже воспользовался случаем, чтобы выйти из комнат матери. Он задержался с обратной стороны штор, чтобы с интересом послушать слова нотариуса.
– Я бы осмелился попросить у вас на эти дни немного терпения для сеньора Д`Отремон, сеньора. Вы единственная, кто может или облегчить, или утяжелить его ношу, потому что, хотя, возможно, вы и начали сомневаться, но супруг обожает вас, София.
– Ну тогда он странным образом обожает меня, – вздохнула София с горечью. – Но это дело личное и частное. Еще раз повторяю: я не знаю, куда поехал Франсиско и почему он провел ночь не дома. А теперь, извините, я очень занята и готовлюсь к поездке в Сен-Пьер с Ренато. Можете сказать мужу, если он послал вас узнать о моем состоянии души. Я уезжаю в Сен-Пьер и уже послала письмо Маршалу Понмерси, чтобы он сделал одолжение и принял меня по приезде в столицу.