Дикое Сердце
Шрифт:
– В первую очередь, я хочу поблагодарить тебя. Ты единственная, кто не сбежал, кто разделил нашу трапезу с Хуаном.
– Айме больна, а мама…
– Да, знаю, страдает от мигрени. И у моей матери будет мигрень несколько дней, пока Хуан будет в доме. А что касается болезни Айме, думаю, она преувеличивает, ведь ей тоже неприятен бедный Хуан.
– Она тебе сказала?
– Откровенно сказала. Я спросил ее и, как всегда, она была искренна со мной, и за это я благодарен ей. Но мне бы хотелось, чтобы она была с Хуаном любезней и отзывчивей!
– Не думаю, что Хуан сочетается с духом этого дома. Ты и сам это видишь, Ренато. Он не кажется
– Я позволю, что еще мне остается! Но как нелепа недоброжелательность к Хуану. Он мрачный и угрюмый, потому что много страдал. Это очень длинная и долгая история. Я расскажу тебе ее как-нибудь в другой раз, хотя по правде, в этой истории для меня много темных пятен. У отца было к нему такое сильное обязательство, он был заинтересован в нем, но оставим папу, хотя он и связан с этим. Я хочу полностью изменить рабочий режим в Кампо Реаль. Мы начали с самого срочного – больных, но приложить руку нужно ко всему. Конечно же, для этого мне нужен здесь старый Ноэль, и посмотри, какое совпадение. Я думал послать за ним на следующей неделе, и недавно мне передали, что он задержался на половине пути из-за сломанного колеса наемной повозки. И естественно, я послал за ним другую. Что с тобой происходит? Ты так неспокойна.
– Со мной ничего не происходит. Столько всего, что…
– Одну за другой мы их постепенно решим. Если ты не слишком устала, выйдем посмотреть, не приехал ли Ноэль. Боюсь, что и его присутствие не будет радостным для мамы.
– В таком случае?
– Ей не нравится ничего, что предпринимается против Баутисты, но я готов покончить с его злоупотреблением власти. Его присутствие здесь – зло, которое нужно искоренить, здесь нужно действовать решительно. Слышишь? Мне кажется, подъезжает карета. Пойдем!
– Сеньор Ренато и сеньорита Моника вышли в сад, потому что услышали, как подъехала повозка, они ждали этого гостя. Это была большая карета, с заказами сеньориты Моники для больных, о которых она печется. Так что они были очень заняты таким количеством сумок и пакетов, – сообщила Ана, в соответствии с заданием, что та ей дала.
– А Хуан? С ними был Хуан?
– Как бы не так! Хуан ушел из столовой, закончив есть и сказал, что ляжет спать. Но как бы не так. Он пошел искать мальчика, которого привез с собой, узнать, дали ли ему поужинать. И сказал Эстебану, чтобы того не отправляли в комнату для слуг, потому что Колибри, так зовут негритенка, должен спать с ним в той же комнате.
– И где он сейчас?
– Гуляет с мальчиком во втором дворике и не разговаривает.
– Послушай, Ана. Нужно, чтобы ты позвала этого ребенка, увела его куда-нибудь, чтобы оставила Хуана одного.
– Для чего, хозяйка? – удивилась служанка.
– Не спрашивай, делай, что говорю. Посмотри, тебе нравится это кольцо? Возьми его. Оно твое. Для тебя. Но делай немедленно, что я приказываю. Иди.
– Мой хозяин…
– Что такое, Колибри?
Прогуливаясь с одного конца двора в другой, Хуан медленно остановился. Он бродил с мальчиком, но не смотрел на него и не разговаривал. Он был слишком погружен в горькие мысли, и когда тот с ним заговорил, он удивился, словно пробудился ото сна, полного зловещих образов. Его немного успокоило маленькое и темное лицо друга.
– Мы останемся в этом доме, хозяин? На кухне говорили, что останемся навсегда, и что вы будете управлять, и что выгонят
– Нет, Колибри, это неправда. Завтра мы уедем из этого дома.
– И не увидим новую хозяйку? Не будем ее искать?
– Нет твоей новой хозяйки, Колибри, – вздохнул Хуан с глубокой грустью. Мы снова уедем на Люцифере. Возьмем курс в море, и больше не вернемся на Мартинику.
– А большой дом, что вы собирались построить там, в горах? А все красивые вещи, о которых вы думали, хозяин?
– Всему пришел конец, Колибри. Уедем, и не вернемся больше!
– Пс… пс…! – тихо позвала служанка-метиска.
– Что это? Что происходит? – пришел в ярость Хуан.
– Я позвала мальчика, сеньор Хуан. Позвала, чтобы увести с собой. Вы будете говорить наедине, – прошептала Ана низким и таинственным голосом. – С вами хотят поговорить, и чтобы никто не знал.
– Кто хочет поговорить?
– Не кричите. Нужно, чтобы никто не узнал. Идите в тот темный угол и не кричите. Не говорите громко. Это секрет. Хозяйка не хочет, чтобы кто-то узнал.
– Хозяйка? Какая хозяйка? – спросил Хуан, но вскоре понял и воскликнул: – Айме!
– Пс… Не кричите… Не кричите… – умоляла Ана. И удаляясь, приказала: – Пойдем, мальчик.
На миг Хуан оцепенел, потрясенный от удивления и гнева, а также чем-то вроде дикой радости. Айме там, перед ним, в нескольких шагах. Он почти угадал ее в темном углу, разглядел, и приблизившись, увидел бледное лицо, дрожащие губы, умоляюще протянутые к нему руки. Непроизвольно он понизил голос. Возможно, его душило биение сердца, которое бушевало, или необъяснимый озноб, пробежавший по спине, и он прошептал:
– Ты! Ты!
– Убей меня, Хуан! Я пришла, чтобы ты убил меня.
– Я пришел убить тебя, Айме. Но, в конце концов, не считаю, что у меня есть такое право.
– Не считаешь, что у тебя есть это право? А когда тебе нужно было это право, чтобы руками вырвать у жизни то, в чем она тебе отказывала? Разве оно когда-нибудь было нужно тебе, Хуан?
Айме шагнула из полумрака и удивленно взглянула, почти со злостью. Она увидела холодное, невозмутимое, непроницаемое лицо – не такое лицо Хуана она желала видеть. Чтобы опередить его, избегая его ярости, одной фразой она поставила на кон все, а теперь чувствовала себя обманутой в болезненном желании. Хуан, ее Хуан Дьявол казался теперь другим в одеждах кабальеро. Казался другим, загадочным, с сатанинской вспышкой в глазах.
– Для чего хочешь, чтобы я убил тебя? Ты не любишь мужа, благородного кабальеро Д`Отремон? Не счастлива, будучи хозяйкой Кампо Реаль? Не счастлива со всеми этими шелковыми тряпками, хламом бус и драгоценностей?
– Ты хорошо знаешь, что делает меня счастливой, и ничего из того, что ты сказал, Хуан.
– Я ничего не знаю. Что я могу знать о сеньоре Д`Отремон, супруге лучшего друга? Супруге Ренато Д`Отремон, такому благородному и внимательному ко мне, словно у нас одна кровь, столь озабоченному моим будущим, что не хочет отпускать меня снова уплыть в море; столь внимательному к моему благополучию, что лично хочет о нем побеспокоиться; столь уверенному и мне доверяющему, что предлагает мне место, на котором можно было бы очень легко его разорить, да и опозорить.