Диковинная болезнь
Шрифт:
Я осталась одна, в ужасе, как в столбняке, неспособная двинуться за ним.
Прошла вечность. В гробовом молчании. Все мне казалось подозрительным в этом зале ожидания, включая тусклое освещение. Не в силах больше терпеть, я сделала попытку позвать.
Эй! Послушайте, сударь!..
Он внезапно оказывается рядом с ней, потрясая бутылкой.
Он. Нашел, нашел! Старый бурбон! Пятнадцатилетней выдержки! Не удивительно, что папаша Кон…
Она. Вот, значит, чем
Он. Утоляется.
Она. Утоляется?
Он. Утолить жажду. Излить чувства, но утолить жажду. Так говорят.
Она. Не играйте словами.
Он. Просто надо выражаться точно.
Она. Мы об этом уже говорили.
Он. Тем более.
Она. Ладно, согласна, утолить жажду. Но и остальное.
Пауза. Он пьет.
Он. Вам не следует туда идти. Вас это может шокировать.
Она. Ой, этого не надо, прошу вас, я на своем веку такого повидала! Ну, расскажите же мне.
Пауза.
Он. Комната огромная, слабо освещена желтоватым светом, идущим неизвестно откуда, потому что оба окна тоже заколочены и выходят на стену красного кирпича. С трудом перемещаюсь между наполовину заполненными картонными коробками, мешками со строительным мусором и грудами, грудами книг по всей комнате, вплоть до письменного стола, огромного, полностью заваленного множеством бумаг, а также различными диковинными предметами, и покрытого толстым слоем белесой пыли. Мне показалось даже, что я увидел крысиный хвост. За столом стоит кресло, повернутое к стене. На кресле — слегка осевший силуэт. Ладно, говорю я себе, доктор спит. Подхожу, дотрагиваюсь до плеча: эй, Кон! Кресло поворачивается само собой… О, ужас! Скелет!..Когда страх улегся, констатирую, что это Мартин, собственной персоной.
Она. Кто это?
Он. Ну, Мартин! Не говорите, что не знаете Мартина, знаменитый скелет нашего детства!..
Она. Нет, не знаю.
Он. Ну, из кабинета биологии в начальной школе!
Она. Ха! Да он комик, ваш доктор.
Он. И, наконец, в маленьком шкафчике, странным образом убереженном от пыли, эта бутылка бурбона.
Она. Ну, слава богу, теперь всё нормально, я успокоилась.
Он. Это еще не всё…
Пауза.
Она. В его голосе я почувствовала нерешительность. Глухую тоску.
Он пытался изобразить из себя храбреца со всеми своими сложными стилистическими построениями, но я явственно ощущала истинные чувства, исходящие из этого человека. И мне было страшно, и в то же время любопытно услышать продолжение его рассказа.
Пауза.
Он. Интересно
Она. А вы как считаете?
Он. В шкафчике этом было множество ящиков. Я наудачу выдвинул один.
Школьная тетрадь. Надпись: «Небольшой трактат по поводу диковинных болезней» и внизу подписано: «срочно отослать издателю». Но в самой тетради было написано совсем немного:
4 сентября на приеме была женщина, ее можно назвать красивой. Элегантная, с величественной осанкой. Довольно быстро я обнаружил у нее синдром первородного греха. Мне уже случалось наблюдать эту диковинную болезнь у многих пациенток. Описание ее навязчивых идей, касающихся Адама и Евы, подтвердило очевидность этой странной болезни, происходящей от чувства вины, покорности и яростной потребности в приключениях.
Она. Ну, видите? Признаться, мне нравится наблюдать, как ваше недоверие постепенно превращается в убеждение. Вы ведь не принимали меня всерьез, правда? Сознайтесь, что до этого медицинского заключения вы воспринимали меня как мещанку с неудачным замужеством и ипохондрией, которая придумывает себе разнообразные болезни, дабы обмануть свою скуку и страх перед старением?…
Он. Простите меня, но я так привык иметь дело с ложью, что сделался скептиком…
Она. Допустим. Тем не менее, вам не кажется, что сведений слишком мало для серьезной публикации? И потом это никак не проясняет всей нелепости ситуации.
Он. Есть еще одна вещь.
Она. Ага!
Он. Записная книжка. Дневник назначенных встреч, если хотите.
Она. Ну и?
Он. Он абсолютно пуст. В течение многих месяцев. Девственно чистые страницы. Кроме сегодняшнего числа. В тот самый час, в который нам было назначено, вписаны два слова: он и она. Именно в одно и то же время.
Пауза.
Он. Сверх того, наружная дверь тоже заперта.
Она. Ага.
Пауза.
Она. Стало быть, мы в заточении.
Он. Можно сказать, почти замурованы.
Она. Какая-то фантастическая история.
Он. Света стало меньше, правда?
Она. И что вы предлагаете?
Он. Идеи мои иссякли…
Она. Не можем же мы здесь остаться! Будто пленники вульгарных бандитов! Заживо погребенные! Позабытые всеми на свете!
Он. Да, у меня тоже такое чувство.
Она. И вы смирились с этим…
Он. Не вижу другого выхода.
Она. Вы трус.
Он. Да, так можно сказать.
Она. Так нельзя, шевелитесь же, вы ведь мужчина, не так ли?
Он. Физиологически — да.
Она. Физиология ваша мне в высшей степени безразлична! От вас требуется лишь вывести нас из этой нелепой ситуации.