Диктатор. Дилогия

Шахов Борис Федорович

Нехорошо и то, что теперь Крэбб ей - враг. Причем враг "честный", обоснованный и заслуженный ее собственным поведением. "Ведь я спас если не жизнь, то хотя бы здоровье ее единственной племяннице, которая всегда была Амелии как дочь, а в ответ неблагодарная Боунс почти посадила в тюрьму! Причем, ладно бы непредвзято и за дело, но нет - максимально несправедливо за какую-то мелочь!" И он не простит. Она бы сама никогда не простила такого откровенного предательства! Неприятно, но логика событий теперь заставляет в будущем ее как можно сильнее давить Крэбба,

чтобы у того не оставалось сил и средств вцепиться (может быть, даже не в фигуральном смысле) в ее собственное горло. В какой-то мере задача Дэвиса отсечь от Крэбба возможных союзников продолжит выполняться, причем даже помимо ее собственного желания. Все признаки отлично проведенной интриги налицо.

Даже снятая с помощью весьма и весьма нераспространенного заклинания чтения по губам фраза, произнесенная в сердцах с досадой себе под нос лордом Дэвис: "Нужно было его все же сажать! За "выбраться из Азкабана" он бы согласился на все что угодно!..." не сильно подняла ее настроение.

– Я буду пристально следить за вами, лорд Дэвис, - так же про себя, одними губами прошептала Амелия. Спина уже достаточно далеко отошедшего в толпу мужчины даже не дернулась, но, благодаря заблаговременно перед каждым серьезным делом выпиваемому Зелью Кошачьего Слуха, тот, к кому обращалась Боунс, все услышал. И сделал для себя выводы... соответствующие.

Глава опубликована: 16.02.2017

Интерлюдия 19

Блейз, осторожно подкравшийся к двери кабинета главы рода Забини, тихонько замер и внимательно прислушался к разговору. Точнее, назвать это разговором было нельзя, потому что используемая его матерью модель связного артефакта не голосила на всю комнату как другие, дешевые, а передавала звук только при касании и только своему хозяину. Так что приходилось пытаться мысленно восстановить разговор, слыша реплики только одной стороны. Заодно это было весьма и весьма полезной тренировкой. Правда, удачно и корректно получалось это... далеко не всегда. И к сожалению, сейчас был как раз тот самый сложный случай. Так что с кем и о чем говорила его мать, понять человеку не в теме, в том числе и ему самому, было очень сложно.

– ...значит, мой ученик, так и не дождавшись официального окончания ученичества у своего мастера, уже позволил себе набирать своих собственных? Не рановато ли?

– ...

– Да это-то как раз очень просто! Из всех моих учеников только ты, девочка, в двенадцатом такте делаешь шаг вперед, а не влево! Это не говоря уже о том, что он оказался отлично натренирован именно на придуманную мной танцевальную последовательность!

– ...

– Просто впервые встречаю молодого человека, которого с первого раза не смогла утанцевать. И это было весьма для меня, хм... неожиданно.

– ...

– Не хвастайся! Я особо и не старалась! Не такому сопляку со мной соревноваться!

– ...

– Да что ты говоришь?! Всего за месяц? Хм... Достаточно неплохо. И что ты о нем знаешь?

– ...

– Вот как ты заговорила со своим учителем? Что значит: "Не мое дело?". А если я скажу тебе,

что он в меня крепко влюбился и, если захочу, легко уведу его у тебя?

– ...

– Значит, не любовь? А что же ты тогда пытаешься скрыть?

– ...

– Ну как хочешь...

– ...

– Ах вот как?! Ну раз так, то я признаю твое ученичество завершенным! Радуйся! Ты теперь официально - подмастерье! Бумаги пришлю совой. Можешь набрать теперь хоть сотню малолеток!
– и зеркало лицевой стороной вниз отправилось на полку.

– Еще учить меня будет, соплячка, - фыркнула в пустоту комнаты мадам Забини, потом посмотрела в сторону полуприкрытой двери и громко сказала: - Хватит подслушивать, я тебя вижу. Что встал там? Заходи давай!

– Привет, мам.

– Что пришел?

– Да я вот, из совятни. Письма принесли, - и Блейз показал зажатую в руке пачку.

– Хорошо. Давай их сюда.

Письма отправились к адресату, которая задумчиво разложила их на мелкие стопки и сосредоточенно водила над ними волшебной палочкой. Проверяла на вредоносную магию. Предосторожность далеко не лишняя, ибо друзей у леди Забини было гораздо меньше, чем завистников и врагов.

– Что-то хочешь спросить?
– не отрываясь от проверки, обратилась она к мнущемуся сыну.

– Я не понимаю.

– Чего ты не понимаешь?

– Ну... Насчет Крэбба.

– И чего же именно ты не понимаешь?

– Как он вел тебя с тобой! Это оскорбление! А потом ты м-м-м... пошла смотреть на его дуэль, - смутился Блейз.
– И поздравила его с победой. Пусть формально и в спину, негромко, что он тебя мог и не услышать, но все же поздравила. Он тебе... понравился?
– совсем тихо закончил он.

– Хм, - Забини оторвалась от писем и перевела взгляд на своего красного сына. Задумалась, потом неожиданно выбросила вперед левую руку, схватила его за домашний свитер и так резко рванула на себя, что тот потерял равновесие и свалился ей на колени.
– У! Мой щекастик! Какой ты милый! Дай я тебя поцелую!

– Мама! Сколько раз я просил не трепать меня за щеки! Я уже взрослый!
– возмутился Блейз.
– И вообще, в нашей британской культурной традиции не принято такое открытое выражение чувств и...

– Да мне на ваши английские правила плевать с высокой колокольни!
– небрежно отмахнулась леди Забини.
– Неужели я не могу поцеловать своего крошку-сыночка?

– Ма! Ма!
– завертелся в кольце рук Блейз.

– Сы! Ын!
– передразнила своего наследника леди Забини.

– Ладно, - со смирением в голосе выдохнул он и вернулся к разговору.
– Ты так и не ответила на мой вопрос.

– Чувствую влияние этого вашего Слизерина. Уже не так просто сбить тебя с мысли, не так ли?

– Угу, - со скрытой гордостью кивнул Блейз. Не часто ему доставались от матери серьезные похвалы. В основном такие вот тисканья. "Хорошо еще, что никто не видит всего этого, иначе моя школьная репутация серьезного и местами даже сурового слизеринца рухнула бы в бездну!"