Диктиона и планета баларов
Шрифт:
Аристократы, вызванные во дворец, стояли внизу, по обе стороны от прохода. Стояли, не скрывая недоумения. Они догадывались, что их вызвали не для оглашения кровавого приговора. Но зачем? И ещё их страшно смущало то, что совсем рядом стояли мятежный Брост с задумчиво опущенной косматой головой и его дочь Вим, высокая и сильная, как воин, но не уступающая красотой самым прекрасным дамам двора.
Увидев, что все собрались, и даже Чес успел вернуться из подземных казарм, где временно разместили пленных, король поднял руку с длинными изящными пальцами. Этот небрежный жест, призывающий к вниманию, заставил смолкнуть разговоры и привлёк настороженные взгляды придворных, ждущих от теплокровного новых коварных подвохов. И вид этого скучающего пришельца, такой расслабленный
Король устало взглянул на них и во взгляде его читалось: «Боги, как они все мне надоели».
— Итак, — проговорил он, и в его негромком голосе прозвучала какая-то язвительная хрипотца. — Тут некоторые меня всё упрекают… да и не только меня, что, дескать, теплокровные решают дела баларов, с ними не советуясь. Вот я и решил выслушать ваше мнение. Что мне делать с бунтовщиками? Затягивать не будем. Каждый говорит своё мнение вслух и сейчас. Я слушаю. Начнём с того края. Князь Чес?
Это было несправедливо. Не только по отношению к Чесу, ко всем. Да, они роптали, что всё решают за них, но, с другой стороны, плохо ли, когда кто-то за тебя принимает такие вот неудобные и опасные решения? Они не привыкли делить ответственность. Кого обвинять в жестокости, если сам скажешь: «смерть». Кого обвинять в мягкотелости, если сам скажешь: «жизнь». А это живородящее, смотрящее на них из-под своих длинных ресниц, разве оно уже не приняло собственное решение? Иди, угадай, что он решил! А если не угадаешь? Придворная игра — штука серьёзная. Ошибка может стоить слишком дорого. Впрочем, князя Чеса с его прямотой всё это не волновало. Не смутившись и не заколебавшись, он шагнул вперёд и произнёс:
— Моё мнение известно вам, государь. Я прошу о снисхождении к отважному воину.
— Князь Тумма?
Тот был смущён, но молодость и тайное соперничество с Чесом придали ему решимости.
— Князь Брост — преступник. Он нарушил закон и должен умереть. Его дочь заслуживает той же участи.
— Князь Белла?
— Я за казнь, мой повелитель. Князь Брост злоупотребил тем, что ему была оставлена власть в дальних провинциях. Он, как никто, знает порядки и обычаи тех мест, он знает баларов и их труд. Он сведущ в экономике и политике, и к тому же пользуется там особым влиянием. И вместо того, чтоб обратить это всё во благо короля, он воспользовался своим могуществом, коим обладал благодаря нашим повелителям, и поднял бунт. Это вероломство, заслуживающее кары.
— Князь Толм?
— Я за казнь.
— Князь Вирман?
Так один за другим, тушуясь под хмурым взглядом Броста и огненным взглядом Вим, они просили для них смерти. Очередь дошла до Элку.
— Смерть для Броста! — провозгласил он. — Ибо только смерть может быть наказанием для отца, повлёкшего на путь преступления своего ребенка. Его дочь лишь подчинилась воле отца, её я прошу помиловать.
Ресницы короля на мгновение опали и губы дрогнули.
— Я по своей воле пошла за отцом! — крикнула Вим, испепеляя взглядом своего бывшего жениха. — И я разделю его участь.
— Князь Линна?
О нет, князь не тушевался! Минуты сомненья и раскаяния, если он и испытал их, были позади. Каким великим идеям он приносил в жертву своего друга? Он посмотрел в глаза Броста своими ледяными глазами и произнёс чётко и звучно, как отрубил мечом:
— Смерть!
— Предатель! — взревел Брост. Он хотел крикнуть что-то ещё, он хотел броситься на альбиноса, но гнев на его лице сменился презрением, и он просто отвернулся от него.
— Принц Лимер?
Да, теперь они уже, не сомневаясь, произносили это слово. Эффект стада… Ему было грустно. Он слушал, как в их голосах уже пробуждалась страстность и убежденность. Смерть! Смерть! Смерть! Конечно, смерть! А что ещё? Все же говорят, что смерть. С какой стати я стану говорить что-то другое?
— Ну, хватит! — воскликнул он, ударив ладонью по подлокотнику. — У вас словно заело. Смерть. У кого другие предложения?
Молчание.
— Так я и думал, — кивнул он. — Мне не понравилось ваше решение.
В зале повисла тишина. Даже слышался какой-то треск. Наверно, это разряжался от гнева глава оппозиции. Его надули и обставили. Его выставили предателем, лишили поддержки провинций и наградили смертельным врагом в лице Броста.
Король сошёл с помоста, но, прежде чем удалиться, обернулся к ошарашенному губернатору.
— Можете забрать свою армию и возвращаться домой. Но ваша прекрасная дочь останется здесь. Нехорошо лишать нас радости лицезреть такую красоту.
Он ушёл. Вим, испуганная и опустошённая, смотрела ему вслед. Было ясно, что она остается здесь в качестве заложницы. Но разве могла она возразить, если от этого зависела жизнь отца и её боевых друзей? Ей хотелось заплакать от унижения, но она сдержалась.
— Не волнуйся за меня, отец, — произнесла она. — Я не дам себя в обиду.
Ещё один балар из присутствующих был поражён в самое сердце этим решением. Принц Элку, как и подобает влюблённому, вспыхнул от ревности, и его воображение тут же нарисовало ему сцены коварных обольщений и жестокого насилия над его возлюбленной. Он стиснул пальцами рукоятку меча и тут же получил щелчок отцовским хвостом.
— Наше время не пришло, — прошипел Линна. — Её ты всё равно потерял. Но мы ещё посмотрим, кто проиграет в этой игре.
БОЛОТНЫЕ ЛЮДИ
I
Я ехала к Зелёному озеру всю ночь. Похоже, мой скакун был переполнен космической энергией, которой нахватался на горном пастбище. Ему не терпелось выплеснуть излишки, и он с дьявольским задором барабанил копытами по дороге. Я уже давно не разделяла его радости по поводу возможности пробежаться на сверхмарафонскую дистанцию. Мне было тоскливо. Так бывает иногда, нахлынет вдруг, и никуда не денешься. Бог с ними, со сверхспособностями, с полным отсутствием чувства голода после суток скачки, когда в эти сутки маковой росинки во рту не было, с наличием опасного противника вкупе с опасной ситуацией, с необычной возможностью обозреть и понять эту ситуацию, как поле боя с высоты птичьего полета. Над головой сияли звёзды, чуть подёрнутые светящейся паутинкой туманностей. Ночной лес, особенно крепко спящий перед пробуждением, оглашался только задумчивым шёпотом ветра в листве деревьев, да дробным топотом копыт моего коня. Мне было пусто и грустно. И эти две вселенные — грусть и пустота затопили всё вокруг. Я снова со щемящей болью почувствовала своё одиночество, ощутила себя маленькой точкой, движущейся по шару крохотной планеты, затерянной бог весть где в этом огромном и холодном космосе. И где-то в этом космосе была другая точка…
Я невольно закрывала глаза, пытаясь уловить или хотя бы представить себе, где сейчас он, мой милый, без которого так пуст и грустен мир. Какие-то размытые неясные видения мелькали в моём мозгу, и голова начинала гудеть от невольного напряжения. Мне никогда не удавались такие фокусы, но я почему-то постоянно пытаюсь это сделать. На что я надеюсь? А, может, мне просто нужно на что-то надеяться, и думать, что куда б я ни шла, я всё равно иду навстречу ему? Так оно и есть. Но расстояние, к сожалению, кажется абстракцией только тогда, когда сама преодолеваешь его. А когда пытаешься дотянуться до любимого, понимаешь, как оно объективно. И как велико, если даже боли его, может, даже смерти не почувствуешь в тот миг, когда ворвётся холодный или раскалённый металл в его тело…