Диктофон, фата и два кольца, или История Валерии Стрелкиной, родившейся под знаком Льва
Шрифт:
— Актриса. Великая актриса, Белка.
— Она красивая. Даже у тебя.
Отец усмехнулся. Ее лицо на портрете, выполненное из разных геометрических фигур, словно смотрело тебе в душу и все переворачивало.
— Белка, а если с нами еще кто-то будет дружить? — спросил отец.
— Что значит дружить? — возмутилась я. — Ты хочешь сказать, что познакомишь меня с одной из своих пассий?
— Господи, какие слова ты употребляешь! И почему обязательно пассией? А может, просто с очень хорошим
— Не нужно. Общайся с ней сам, — заявила я. И с детским максимализмом добавила: — Ты же сам говорил, что больше жениться не собираешься. Хватит с тебя и одного раза. Так зачем меня с кем-то знакомить? Я и так вон их сколько знаю.
— Ладно, ладно, Белка, не заводись, — сказал отец и нанес несколько мазков на портрет.
А потом он отошел от мольберта и придирчиво посмотрел на свою работу. Но лишь покачал головой.
— Нет, никак не могу уловить ее. Слишком изменчива.
Мне стало скучно, и я пошла на кухню ставить чайник. А про себя подумала, что все-таки интересно было бы познакомиться с великой актрисой.
Да… Вот как оно все произошло. Я посмотрела на Карпыча, счастливо улыбающегося от того, что он может вернуть мне картину отца, и… поняла, что мне нужно сделать. Сейчас! Немедленно! Я вытащила мобильный и набрала номер, который упорно не отвечал последние несколько часов. Но на этот раз я услышала «Алло!»
— Это Лера! Мне нужно срочно увидеть вас! Пожалуйста!
Видимо, я это сказала таким жалобным голосом, что Карпыч посмотрел на меня, как на заболевшего ребенка. А в трубку раздалось: «Хорошо, я тебя жду».
— Все, — обернулась я к Карпычу, — мне срочно нужно идти.
Я подошла к нему и крепко обняла его.
— Спасибо! Спасибо вам… Это… я не знаю, как сказать…
Я запнулась, а он нежно поцеловал меня в щеку и похлопал по плечу.
— Будь счастлива, Белка. Твой отец очень этого хотел.
— Постараюсь.
— Ну иди… — махнул рукой Карпыч. — Тебя ждут.
Я взяла картину и вышла, послав Карпычу воздушный поцелуй. И, сев в свою «старушку», помчалась на всех парах. У хорошо знакомого дома я припарковалась и, осторожно держа картину, направилась к подъезду, где жила Ксения.
Конечно, она была дома и ждала меня. И была очень удивлена, увидев, что я приехала к ней с огромным свертком.
— Вот так сюрприз! — сказала она. — Проходи, проходи же!
Я посмотрела на Ксению, тихонько поставила картину на столик в прихожей, подошла и крепко ее обняла.
— Как же я… Мне вас так не хватало.
Ксения с нежностью прижала меня к себе.
— Девочка моя… — тихо произнесла она.
Мы немного постояли, обнявшись.
— Но что же мы… — спохватилась Ксения. — Что же мы здесь стоим! Пойдем в комнату!
— Сейчас, но вначале
Ксения взяла картину, по-прежнему завернутую в холст, и недоуменно посмотрела на меня.
— Я была на выставке, и мне подарили вот это… — попыталась я объяснить ей. — Но она… принадлежит вам. По праву.
Ксения побледнела и прошла в комнату, держа перед собой картину. Села в кресло, отбросила холст… Я подошла и опустилась рядом с ней на корточки. Ксения молча смотрела на свой портрет, и по ее лицу текли слезы. Слова были лишними и совершенно не нужными. Глубокая и светлая печаль охватила меня.
— Девочка моя… Родная моя… — сквозь слезы пробормотала Ксения.
— Он долго не мог его написать, но все-таки… Он любил вас…
— Да. Спасибо тебе. — Ксения вытерла слезы, встряхнула головой и улыбнулась легкой, неповторимой улыбкой. — Ну, пойдем пить чай?
Мы пошли на кухню, и, пока Ксения хлопотала возле плиты, я рассказала ей обо всех своих новостях.
— Ох, Лера, ты даже себе представить не можешь, как я хочу, чтобы у вас сложилось все хорошо.
— Я тоже на это надеюсь…
— Я уверена, ты будешь с ним жить долго и счастливо…
— …и мы умрем в один день, как в сказке! И непременно пригласим вас на свадьбу… Ох, если она, конечно, состоится! Я очень люблю вас, Ксения.
Мы снова обнялись.
Потом я посмотрела на часы и увидела, что уже около десяти вечера. Возвращаться уже поздно, тем более что я обещала Матвею не рисковать и не лихачить. Что ж… Останусь ночевать у Ксении, мы еще вдоволь поболтаем, а утром я вернусь в усадьбу.
ТАЙНОЕ СТАНОВИТСЯ ЯВНЫМ
Я уже несколько часов сидела в галерее и смотрела на портрет графини. Нечто неуловимое притягивало меня к картине, я все пыталась понять тайну этой женщины. Сзади раздались шаги. Я вздрогнула и уже хотела обернуться, как две руки, закрыли мне глаза. От страха я оцепенела и что есть мочи закричала.
— Ты чего? — услышала я, испуганный голос Громова. — Я тебя так напугал?
— Нет… — пробормотала я. — Скорее, призраки. Я их почти видела.
Я прижалась к нему, он меня обнял, нежно и жадно поцеловал…
— Я очень соскучилась по тебе и сидела здесь, пытаясь понять ее… размышляла…
— Не очень тебя понял… О чем ты думала?
— Да о графине и ее муже… Об их жизни здесь, — и, немного помолчав, добавила: — И о молодом художнике, который приехал писать портрет семейной пары, а увидел…
— Кого? — спросил Громов.
— Ее, — я показала на портрет.
Матвей повернулся к портрету и недоуменно на него посмотрел.