Дилетант
Шрифт:
Леонид Артурович совсем не хотел быть полуфабрикатом, он хотел оставаться самим собой — красивым, вальяжным, сравнительно молодым мужиком с блестящим быстрым взглядом.
Он сел рядом с Машей. Та прижалась носом к иллюминатору. Самолет гудел и вибрировал.
— Сейчас поедем.
— Вы на самом деле нуждаетесь в пакете? — с некоторой опаской уточнил Леонид Артурович.
Маша вредно улыбнулась:
— Конечно нет. Если что, я бы съела аэрон или бонин. Просто стюардесса не должна отдыхать. Пусть бегает.
— Какая вы Маша…
— Наглая? Или хамка? Или стерва? Что выбираете?
— …интересная, —
Глава 16
Ночь Олеся провела в кутузке и в полном одиночестве.
…Собранные в качестве урожая проститутки, к изумлению Олеси, перебрасывались игривыми замечаниями с арестовавшими их ментами. Девицы со вздохами потрошили свои сумочки, изымая из обращения валюту и рубли. Когда все леди были переписаны и избавлены от трудового заработка, их с шутками и прибаутками отпустили. А несчастная, обескураженная Олеся (ее наряд, кстати, в условиях ночи и на фоне неброских и даже вполне скромных костюмов девушек выглядел самой что ни на есть проституточкой униформой) осталась наедине с двумя молодыми жлобами, капитаном и сержантом. До этого ее подняли на смех, когда она заикнулась, что является дочерью шлимовского мэра и попала в Южный Валомей случайно, что она гуляла в парке со своим ребенком, а на нее напали два пьяных парня, они выиграли в моментальную лотерею энную сумму и на все деньги купили шампанского, напились и… Стены отделения сотрясал гомерический хохот милиционеров и секс-наемниц.
— Что только не придумают эти новенькие, когда первый раз попадут в милицию, — хихикнула барышня справа от Олеси с изъеденными — кариесом зубами. — Кончай гнать, родная!
— Дочка шлимовского мэра, — ухмыльнулся дежурный офицер. — А почему не московского? А я тогда кто? Племянник Черномырдина!
— Нет, правда, почему вы мне не верите? — тихо говорила Олеся, но всплески обуявшего всех веселья заглушали ее голос.
И вот она осталась единственной заключенной. Конечно, это был ее первый тюремный опыт.
— Можно мне воспользоваться вашим телефоном? — прошептала Олеся, не зная, чем прикрыть свои ноги, такие вызывающе голые.
— Мы не в Америке, — напомнил капитан, делая какие-то пометки в журнале. — Ну что, денег у тебя, я понимаю, за этот час не прибавилось?
Он с сомнением оглядел Олесину экипировку, осознавая, что спрятать на себе миллион долларов и злостно уклониться от уплаты подоходного налога задержанной красавице трудновато. А сумочки у Олеси не было.
— Давай топай в камеру. Утром разберемся, чья ты там дочка. Мэра или… — Капитан очень удачно, по его мнению, срифмовал и, гоготнув, остался чрезвычайно доволен собой.
— В камеру?! — содрогнулась Олеся. Ей представилось, что сейчас ее уволокут в зловонное плесневелое подземелье с мокрыми, скользкими стенами, ледяной водой по щиколотку, мокрицами и голодными крысами.
Но все оказалось не так страшно. Узкая, тесная камера могла похвастаться только тараканами, крысы бесславно пали жертвами недавней дератизации. Две обшарпанные скамьи тянулись вдоль стен.
— Отдыхай, бесприданница, — мягко и незлобно сказал молодой сержант, захлопывая за Олесей дверь. — Вась, а может, вообще отпустим ее, а? крикнул он товарищу. В коридоре раздалось гулкое
— Пусть сидит, Костик, — явно зевая, ответил из-за угла капитан.
— Да и правда, — сказал Костя, — сиди уж. Куда ты сейчас в таком виде и без денег пойдешь? Обидит еще кто.
Дверь с квадратным окошком захлопнулась. Но через полчаса полуобнаженная прелестная дева начала яростно в нее колотить. То есть сначала Олеся стучала вполне интеллигентно, костяшкой указательного пальца, но никто не отозвался. И, промучившись минут двадцать, стала бросаться на дверь как пантера — она хотела в туалет, шампанское требовало эмиссии, желало участвовать в мировом круговороте воды, и терпеть больше было невозможно.
— Ты чего? — удивленно спросил сержант. Хрупкая малютка чем-то ему понравилась.
— Мне надо… в туалет, — с трудом выдавила из себя Олеся, краснея и опуская глаза. — Пустите.
— А-а… Ну, пойдем…
Когда ее снова водворили в камеру, Олеся с надеждой посмотрела на своего тюремщика, который казался вполне безвредным и даже симпатичным:
— Я есть хочу.
— Что? — опять удивился Костя.
— Я есть хочу.
О-хо-хо! Дома тотчас бы возникла заботливая Никитишна и принялась сервировать стол для обильного ужина. И дорогой папуля, пугаясь ее чрезмерной стройности, тоже постоянно подбрасывал молодым большие картонные коробки с дорогими деликатесами.
— Утром накормим, — пообещал сержант. — Доживешь?
— Вряд ли, — засомневалась Олеся, ощущая в себе ужасную пустоту, а в Константине — некоторое сочувствие.
— Ну терпи.
Олеся опустилась на деревянную скамейку. Но через минуту сержант появился вновь.
— На, — сказал он, протягивая, как обезьянке в вольер, половину бутерброда с сыром. — Больше у меня ничего нет.
На деньги, собранные в качестве мзды с проституток, можно было три дня заказывать в немецком шнель-ресторане обеды с доставкой — свиные ножки, копченые колбаски, филе лосося в сухарях. Но в данный момент у Константина был в наличии только презренный бутерброд, и он честно им поделился.
Утренняя прохлада, близкий стрекот кузнечика и первые робкие звуки еще не. проснувшегося леса разбудили Татьяну. Она спала прямо на земле, доковыляв до какой-то опушки и без сил упав в густую траву.
Несмотря на все ужасы вчерашнего дня, утро в лесу было чудесно. Таня поднялась со своего цветочно-травяного ложа. Она подмокла от холодной росы, но этот холодок был приятен. Исполинская бабочка с бархатными узорчатыми крылышками попыталась сесть на ее нос. Таня засмеялась и, образованная девочка, тут же вспомнила хокку Мацуо Басе: «Бабочки полет / Будит тихую полянку / В солнечных лучах».
Полянка, ставшая для нее сегодня спальней, пробуждаясь, на глазах наливалась сочными красками и звуками. Пушистый полосатый шмель, озабоченно гудя, пролетел мимо. В далеких от земли кронах сосен играл ветер. Настроение было бы вполне до-мажорным, если бы не три бемоля, портившие всю картину: страх за Валерку, мысль, что она окончательно заблудилась, и чувство голода.
«Похитителя уже поймали, — неэффектно пыталась успокоить себя Таня, пересекая живописную поляну, всю в цветах, изумрудную, пурпурную, кукурузно-желтую, васильковую, и с удовольствием вдыхая свежий утренний воздух, — поймали, поймали! Валерка дома и не знает, куда деваться от поцелуев Олеси».