Дилетант
Шрифт:
Ника вспомнила их последнее свидание — он что-то наврал жене и умудрился остаться на ночь. Их единственная ночь вдвоем — самый крупный бриллиант в Никиной коллекции. Воспоминания об этом были так сладки, что Ника готова была простить и вчерашнее отвратительное поведение своего возлюбленного…
Скульптурно-графические работы на лице были закончены. Ослепительно фиолетовый, как цейлонский аметист, костюм с коротким рукавом дополнил картину. К телевизионному центру Ника Сереброва подъехала на своем новеньком «форде», как всегда шикарная, уверенная, безупречно красивая.
— Видели, видели! — раздался откуда-то сбоку голос президента телекомпании. Он выгрузился на тротуар
Ника предупредительно улыбнулась.
— Видели! Ну и бедлам! — весело сказал Эдгар Христианович.
Ника напряженно ждала.
— А ты молодец! — фамильярно похлопал ее по спине президент. — Выбрала правильную линию поведения. Так они показали себя во всей красе — на фоне твоего удивленного бездействия. Хвалю. Компашка, однако, а? Один лучше другого! А то вчерашнее платьишко, Ника, тебе фантастически к лицу.
— Это костюм, Эдгар Христианович, — игриво улыбнулась Ника и мягко убрала с себя руку начальника.
— Костюм, — согласился президент. — А сегодня ты выглядишь на два миллиона долларов.
— Вы мне льстите, Эдгар Христианович! Хорошенькая журналистка и неравнодушный к ее чарам руководитель вошли в прохладное здание телецентра.
В своем кабинете Ника включила телевизор, кондиционер и белый пластмассовый электрочайник. По телевизору шла ее передача, записанная неделю назад, с представителями областного отдела народного образования. Ника с удовольствием отметила, что толстые, безвкусно одетые народнообразовательные дамы создают отличный фон ее новой прическе и элегантному наряду фисташкового цвета.
В кабинет просунулась голова Кирилла, одного из видеооператоров.
— Ника Львовна, а где Серега? — спросил он. — Я хотел, чтобы он посмотрел мою стиральную машинку.
У Ники был собственный, пристегнутый персонально к ней камерамэн Сергей Будник. Она ведь была альфой в созвездии шлимовских телевизионных звезд. Другие журналисты не всегда имели возможность сотрудничать именно с тем оператором, который им больше нравился. Кроме отличных профессиональных качеств, Сергей обладал золотыми руками. Он мог исправить любой прибор — от томагочи до компьютера. И делал это охотно и практически безвозмездно.
— А почему ты не обратишься в сервисный центр?
— Ну, Ника Львовна, прошлый раз они содрали с меня сто двадцать рублей за огрызок карандаша — дочка засунула в машинку, та чуть не сгорела. Теперь, я уверен, то же самое.
— Знаешь, Сергей отпросился у меня на пару дней, — сказала Ника. Уломал.
— И как это ему удалось? В разгар рабочей недели? — изумился Кирилл.
— Добил меня своим остеохондрозом. Или радикулитом. Короче, все собрал в одну кучу. Сказал, что если не отпущу его на Кипр отдохнуть, то он будет хромать и не сможет таскать на себе камеру.
— Старые кости мог бы и тут погреть, нахал! Вон, на водохранилище. Чем не Кипр. Добрая вы, Ника Львовна.
— Ну, что поделаешь! Любимый оператор, — развела руками Ника. — Тем более до конца недели у меня не запланировано никаких съемок…
«И верно, какой может быть Кипр в такую жару? В полдень дома самый настоящий Кипр. Эх, рвануть бы правда на курорт с моим милым. Голубая вода бассейна, шезлонги, пальмы… И мы вдвоем, вдали от пристальных, шпионских взглядов друзей и знакомых. А что, если предложить ему? Ах, я ведь совсем забыла. Сейчас он не уедет из города. Предвыборная гонка. Эти проклятые выборы».
Ника бросила взгляд на телевизор. Как раз дали ее крупный план: стильная прическа, безупречный овал лица, изумительная кожа, блестящие глаза.
«Точно, старушка,
«…И к счастью, удалось организовать бесплатный летний лагерь, рассказывала в телевизоре упитанная дамочка в очках в лиловой шелковой блузке турецкого производства. — Вы не представляете, как преображаются дети. Ведь не секрет, многие из них недоедают, месяцами не видят фруктов, сока, даже сейчас, летом. А через недельку приезжаем и сразу заметно — дети живые, радостные, мордашки повеселели…»
«Заботливый папа с сыном» — так можно было бы назвать эту картину. Хотя на самом деле она именовалась «Киллер и пленник».
Полуголый, в одних плавках, Вадим сидел на диване перед телевизором с холодной жестяной банкой в левой руке, а правой удерживал на волосатом колене Валерку. Малыш — тоже раздетый, в памперсе — увлеченно слюнявил засохший пряник. Вадим обнаружил у него во рту два острых беленьких зуба и решил, что этого вполне достаточно для знакомства с нормальной человеческой едой. Дите восприняло новшество с энтузиазмом. Рядом на диване валялась раскрытая книга «Наш ребенок» какого-то польского педиатра — Вадим одолел несколько страниц, выискивая ответ на вопрос, как заткнуть младенца ночью, чтобы он не вертелся, не сопел, не требовал внеплановой кормежки и ласковых материнских объятий. Советы польского гения привели киллера в ярость. Один перл заканчивался так: «и дайте ребенку минут двадцать покричать». «Больной, что ли? — возмутился Вадим. — Послушал бы он этот невыносимый рев! Двадцать минут! И трех хватит, чтобы превратиться в психа».
Комната находилась на теневой стороне, и в ней царила приятная прохлада. В открытую балконную дверь залетел ветерок и нежно обдувал сокамерников. По телевизору шла какая-то нудная местная передача с толстыми тетками, и Вадим давно бы переключился на другой канал, но ему понравилась журналистка, задававшая теткам вопросы. У нее блестели глаза, как у дикой кошки.
По сравнению с предыдущими двумя сутками настроение Вадима можно было назвать даже отличным. Во-первых, Валера сегодня сменил гнев на милость и был приветливым, добрым, сговорчивым. Чем объяснялся такой зигзаг в поведении ребенка, Вадим не понял, но был бескрайне тронут. Во-вторых, его забавляла мысль, что, пока он караулит Валеру в четырех стенах, он абсолютно недоступен для украинских преследователей, которые хладнокровно убрали его дублерa в деле Подопригоры и, несомненно, жаждали добраться и до номера первого — Вадима Кондратюка. «Ха-ха! — ухмыльнулся Вадим, — ищи ветра в поле. То есть киллера в Шлимовске. Я тут в няньки нанялся забесплатно. Вы и вообразить не можете подобного!» Он и сам не мог представить себя в роли трепетной кормилицы еще несколько дней назад. Однако ж!
«И ведь справляюсь!» — не без гордости подумал Вадим. Он спустил фантастически кроткого Валеру на теплый, пыльный линолеум и направился в кухню за новой банкой. По дороге ощутил в груди какое-то неудобство сознание уцепилось за слово «забесплатно» и слегка подпортило трехминутную легкую эйфорию, обычную после выпитого пива. Являясь наемным служащим, он ничего не делал бесплатно. Бесплатный труд был для него оскорбителен. Не шахтер какой-нибудь, презрительно скривил губы Вадим. Он не получил остаток денег за убийство Подопригоры — раз. Он останется без вознаграждения и сейчас — два. Не слишком? Но очень не хотелось ссориться с Платоном. Влиятельность этого гражданина была Вадиму хорошо известна. Но если ему поручат прикончить ребенка, пришла следующая мысль, то без награды конечно же не оставят.