Шрифт:
THE BEGINNER’S GOODBYE by ANNE TYLER
1
Что всего удивительнее, так это реакция окружающих на воскресение из мертвых моей жены.
Скажем, в начале весны шли мы с ней через Бельведер-сквер и столкнулись с Джимом Рас-том, нашим бывшим соседом.
– Аарон! Вот так встреча! – начал он, но тут заметил Дороти, которая его разглядывала из-под ладони, и глаза у него полезли на лоб.
– Как оно, ничего? – спросил я.
Джим явно оторопел.
– Чудесно, – сказал он. – В смысле,
Джим не сводил взгляда с моего рта, словно рядом больше никого не было. На Дороти он не смотрел. Даже чуть отвернулся, чтоб ее не видеть.
– Ладно, всем большой привет, – сжалился я, и мы пошли дальше.
Шагая рядом, Дороти криво усмехнулась. Другие притворялись, будто не узнают нас.
Издали заметив нашу пару, они менялись в лице и, приняв крайне озабоченный вид, резко сворачивали в переулок. Я не обижался. Конечно, такое постичь нелегко. На их месте и я бы, наверное, так себя вел. Может, и нет, но кто его знает.
Уморой было встретить тех, кто подзабыл, что Дороти умерла. К счастью, такие попадались нечасто. Однажды в банке мы стояли в очереди и увидали мистера Ван Сента, который несколько лет назад оформлял нам ипотеку. Пробегая по залу, он притормозил возле нас:
– Ну что, на дом-то, поди, не нарадуетесь?
– Да-да, – ответил я.
Чтобы не усложнять.
Представляю, как через минуту-другую до него дошло. «Погоди-ка! – наверное, сказал он себе, усаживаясь за стол. – Она же вроде как… того…»
Либо тотчас о нас забыл. А может, вообще не слыхал о происшествии. И пребывал в полной уверенности, что дом целехонек, Дороти жива и мы счастливы в своем обычном супружестве.
В то время я уже переехал к сестре, обитавшей в нашем старом родительском доме на севере Балтимора. Не потому ли тогда-то Дороти и вернулась? Она не особо жаловала Нандину. Считала ее этакой командиршей. Да, сестра была чересчур властная. И сейчас такая. Особенно со мной, из-за парочки моих изъянов. Кажется, о них я не говорил. У меня увечные рука и нога, правые. Мне это ничуть не мешает, но вы же знаете, какие они, эти старшие сестры.
Да, еще я слегка заикаюсь, но лишь иногда. Сам-то я этого даже не замечаю.
Вообще-то я часто гадал, почему Дороти вернулась именно тогда. Произошло это не сразу после ее смерти, как вы, наверное, подумали. Времени минуло изрядно. Почти год. Конечно, я мог бы ее спросить, но почему-то подобный вопрос казался бестактным. Сам не знаю почему.
Однажды мы столкнулись с моей сослуживицей Айрин Ланс. Она работала у нас дизайнером. Мы с Дороти возвращались с обеда. Вернее, я возвращался с обеда, а Дороти шагала рядом. И тут вдруг мы заметили Айрин, вывернувшую от церкви Святого Павла. Айрин трудно не заметить. Она всегда выглядит самой элегантной среди прохожих, хотя в Балтиморе это не такая уж непосильная задача. Но Айрин смотрелась бы элегантной везде. Высокая платиновая блондинка в длинном просторном пальто, воротник поднят, порывистый весенний ветерок играет полами, приоткрывая ноги. Мне стало любопытно. Как этакая личность нас воспримет? Я сбавил шаг, Дороти тоже притормозила, и, когда Айрин нас углядела, мы почти остановились, ожидая, что она скажет.
За два-три шага от нас она встала как вкопанная.
– О боже мой… Мы улыбнулись.
– УПС! – выдохнула Айрин.
– Что? –
– В Управлении посылочной службы я заказала пикап, а в конторе-то никого не осталось.
– Не волнуйся. Мы как раз туда возвращаемся.
Я нарочно употребил слово «мы», хотя Дороти, скорее всего, в контору не войдет.
– Ох, спасибо, Аарон, – только и сказала Айрин. – Похоже, у меня все-таки начинается Альцгеймер.
С этим и ушла.
Она бы и впрямь всполошилась из-за Альцгеймера, если б поняла, что сейчас проглядела.
Я посмотрел на жену, надеясь, что и ее все это позабавило, но она думала о своем.
– «Земляничная поляна», – задумчиво проговорила Дороти.
– Не понял?
– Вот кого напоминает Айрин. Актрису в старом фильме Бергмана – она играет сноху, у нее еще волосы стянуты в этакий тугой пучок. Помнишь ее?
– Ингрид Тулин, – сказал я.
Дороти чуть вскинула бровь – мол, она впечатлена, – но мне не составило труда вспомнить это имя. Со студенческой поры я был очарован Ингрид Тулин. Мне нравилась ее холодноватая сдержанность.
– Как думаешь, скоро до нее дойдет? – спросил я.
Дороти только пожала плечами.
Казалось, она воспринимает нашу ситуацию весьма буднично, чего не скажешь обо мне.
Возможно, я не спрашивал Дороти о ее воскресении, поскольку боялся, что тогда она и сама задастся этим вопросом. Если вдруг возвращение произошло случайно, по рассеянности (как бывает, когда ноги сами несут тебя к дому по старому адресу), то заговори я об этом, и она может воскликнуть: «Господи! Мне же пора обратно!»
Или неправильно поймет мой интерес. Дескать, чего тебя принесло? Вроде как спрашиваешь гостя, надолго ли он приехал, а ему мерещится, что ты не чаешь от него избавиться. Возможно, я боялся показаться бестактным.
Я бы не пережил ее ухода. Однажды я через это уже прошел. На второй раз меня бы вряд ли хватило.
Она была невысокая, пухленькая, с виду строгая. Широкое, мило округлое лицо, оливковая кожа; идеальная симметричность безмятежных темных глаз, внушавших тебе покой. Иссиня-черные волосы (два поколения назад ее родичи перебрались сюда из Мексики), небрежно остриженные в каре. Но, по-моему, окружающие не замечали, насколько она хороша, ибо она прятала свою красоту. Нет, не так: она настолько ее не осознавала, что даже не прятала. Носила большие очки в круглой оправе, в которых напоминала сову. Так одевалась, что выглядела кургузой: широкие прямые брюки, мужские рубашки, растоптанные туфли на каучуковой подошве – излюбленная обувь официанток. Только я подмечал прелестные складочки на ее запястьях и горле, словно перехваченных шелковой нитью. Один я ведал об ее милых пухлых ступнях с ногтями, точно морские ракушки.
Сестра говорила, что Дороти для меня стара, но я сам виноват – сдуру назвал ее истинный возраст. Жена была на восемь лет старше (умерла она в сорок три), но благодаря прекрасной латинской коже выглядела моложе меня. И потом, пышность ее скрадывала все морщинки. Дороти в жизни не дашь ее лет.
Еще сестра говорила, что жена для меня мелковата, и тут не поспоришь – в объятии мы соприкасались не теми местами, какими положено. Во мне шесть футов четыре дюйма. Дороти недотягивала до пяти футов с дюймом. Когда вы вдвоем идете по улице, говорила Нандина, такое впечатление, будто отец ведет дочку в школу.