Династия Дунканов
Шрифт:
По крайней мере сегодня моя скорбь, которая возвращалась каждый вечер, когда я ложилась спать, смягчилась предвкушением приема. Неделя будет хлопотной. Писать приглашения и следить за приготовлениями. Выбрать платье и удостовериться, что оно подходит. Опера завтра вечером, которая требует официального наряда. Обед в городе. Едва ли у меня будет время на размышления.
Однако я, как обычно, не успев сомкнуть глаз, подумала о Дэвиде. Надо бы что-то сделать, чтобы он тоже присутствовал на этом приеме, но, конечно же, его имя никак не могло попасть
Я хотела снова увидеть его так же сильно, как ждала оперы и бала. Возможно, так же. Я с удовольствием думала: а может, есть большая причина для моего желания снова быть с ним?
Может быть я влюбилась в него? При этой глупой мысли я свернулась калачиком и приготовилась уснуть.
V
Селина настояла на поездке в город. Поскольку же в таких богатых и громоздких платьях, какие были на Селине и Аугусте, удобно разместиться в нем могли только четверо, то Уолтер вызвался везти меня в экипаже. Я не возражала, хотя и дивилась, с чего бы это вдруг он стал таким внимательным.
Для меня это было незабываемое событие. Даже бал в мою честь был не более значим, так как я узнала от Аугусты, насколько важно быть увиденной в опере. Она предупредила, что из гардероба Мари надо выбрать лучшее платье.
Я по-прежнему чувствовала себя как в приюте, нося эти наряды, купленные для другой, но решила быть на этот счет благоразумной, ведь все было чистым и новым. Мари, очевидно, не часто их надевала. По их фасону можно было судить, что она исчезла недавно, эти платья все еще были последним криком моды.
Они были двух типов: одно с большим жестким турнюром, который считали более легким и здоровым, чем старомодные с конским волосом. Другое – платье «эстетического» стиля, совсем иное и такое новое, что еще не всеми было принято, так как имело турнюр нового вида. Я решила надеть «эстетическое» на бал и турнюр в оперу.
Само платье было целиком кружевное, и на изготовление наверняка понадобились месяцы. Оно было мягкого розового цвета с коричневой отделкой, и этот контраст был очень приятен для глаза. Платье имело низкий вырез, обнажавший плечи.
Перед полуднем я отложила работу и много времени посвятила своему туалету, и когда наступила время выходить, я была совершенно убеждена, что в опере буду выглядеть не хуже других.
И вновь Лаведн щедро расточал мне комплименты. Аугуста из уважения к сестре выказала меньший энтузиазм. Для меня было очевидно, что она побаивается Дунканов. Я ее в этом не винила. Порой и мне было с ними непросто.
– Вроде бы мы вполне готовы, – сказал Клод с обычным своим нетерпением.
Уолтер подвел меня к экипажу. Конюх заботливо вставил слюдяные
Как и предполагалось, Уолтер подождал, пока ландо тронется. Кучер в алой униформе взял поводья, и маленькая процессия из двух карет являла собой величественное зрелище, ибо все мы были разодеты модно и богато.
В миле от усадьбы и плантации дорога стала шире, там был родник, где лошадям дали напиться. Уолтер, не предупредив меня, краем дороги обогнал ландо и быстро погнал лошадей. Я смолчала. Поступки Уолтера обычно были непредсказуемыми, и было почти бесполезно интересоваться их мотивами.
Я не имела понятия, что у него на уме, пока он не вынул кнут и не стегнул лошадей. Они быстро побежали, потом перешли в галоп, от которого экипаж сильно раскачивался и порой готов был опрокинуться. Это не тревожило Уолтера, он продолжал работать кнутом.
Я цеплялась за что придется. Меня так кидало из стороны в сторону, что я была не в состоянии протестовать. Да и сомневалась, будет ли от этого прок. Уолтер заливался смехом, а когда заметил мои отчаянные попытки удержаться и не выпасть из кареты вместе с заслонками и прочим, смех его стал еще более неистовым.
Это продолжалось на протяжении больше двух миль, пока мы не приблизились к городу и на дороге не появились другие экипажи. Тут Уолтеру пришлось замедлить ход, но он столь небрежно обогнал одну сельскую повозку, что наше левое колесо почти погрузилось в мягкий придорожный грунт. Перепуганный этой выходкой фермер пригрозил нам кулаком.
Потным лошадям наконец было позволено перейти на обычный шаг. Я стряхнула пыль с платья, вытрясла шаль и спросила себя, осталось ли хоть что-нибудь от моей прически. Если прежде я Уолтера недолюбливала, то теперь ненавидела.
– Можно узнать, к чему все это было? – спросила я.
– Я думал, вам нравится быстрая езда. Вы не волновались, когда галопом скакали по полям и вышибли меня из седла.
– Вот оно что, – сказала я. – Это ваша месть. Можно было бы выбрать другое время. Для меня и для вашего отца важно, чтобы я выглядела наилучшим образом. Вы почти погубили мое платье. Если меня об этом спросят, я расскажу вашему отцу, как было дело.
– Это его позабавит, – беззаботно ответил Уолтер.
– Едва ли у вашей матери такое же мнение.
– Мама находит забавным все, что бы я ни сделал. Рассказывайте на здоровье.
Я понятия не имела, что Уолтер настолько дитя. Едва ли был смысл с ним спорить. Если я дам волю гневу, весь мой вечер будет испорчен, а у меня имелись особые причины не допускать этого.
Лаверн привез одну из новоорлеанских газет; я, прочитав ее всю, нашла то, что искала. Дэвид Бреннан будет сегодня вечером дирижировать оркестром в опере. Эта новость заставила меня с еще большим нетерпением ждать вечера. Дэвид редко уходил из моих мыслей.