Династия Дунканов
Шрифт:
– Надеюсь. Отложим решение до тех пор, хорошо?
– Да. Да, конечно, отложим.
Он нахмурился.
– Я встревожен этими странными покушениями на вашу жизнь. Не вижу им никакого объяснения.
– Я тоже. Я озадачена столь же, сколь и вы. Насколько мне известно, моя смерть никому не принесла бы выгоды.
– Совершенно верно. Вы сказали, что ваш отец имел при себе большую сумму денег, когда пакетбот охватило пламя и он взлетел в воздух?
– Да, сэр. Все, что отец имел, было обращено в наличность, и он носил ее в специальном поясе.
– Интересно… Не могут
– Мистер Дункан, каюта отца и матери почти примыкала к котельной палубе. Когда она взорвалась, взорвались и баррели пушечного пороха, и сами котлы. Это та самая часть судна, которая получила наибольшие повреждения. Там практически ничего не осталось.
– Тогда дело не в этом. Я хочу, чтобы вы были осторожны. Постарайтесь не гулять в одиночестве. Когда вам захочется подышать воздухом, дайте мне знать, и я или Лаверн составим вам компанию.
– Не люблю навязываться, – сказала я, – но уверена, что это не излишняя предосторожность.
– Мы придумаем что-нибудь, что устроит нас обоих, – сказал он. – Вы необыкновенно разумная девушка. А с нашими проблемами погодим.
Он ушел, оставив меня завершать трапезу, а я снова раздумывала, что же он все-таки за человек. Сначала угрожал мне тюрьмой, теперь ищет компромисса, давая мне время принять решение, и даже идет на то, чтобы позволить мне разделить успех Дэвида.
Теперь у меня не было занятий. С окончанием бала Дункан-Хаус вдруг показался очень тихим. Мне нечего было делать. Я знала, что Селина в это время долго спит. Я не имела понятия, где Лаверн, и не желала знать, где мог быть Уолтер. Итак, оставалась Аугуста, и я решила нанести ей визит, поскольку она много времени проводила в своих двухкомнатных покоях.
Она откликнулась на мой стук, приглашая войти, и я нашла ее занятой тонкой вышивкой, в очках в латунной оправе, сквозь которые она смотрела, делая изящные стежки. Увидев меня, она дотронулась до очков и рассмеялась.
– Я забываю, что ношу их, а мир на самом деле достаточно велик, чтобы я его хорошо видела, но эта работа так тонка…
– Она прекрасна, – я оценила чехол для стула, которым была занята Аугуста. – Я так и не научилась этому искусству.
– И не надо, – посоветовала она. – Тогда сохраните зрение. Вам понравился бал?
– О да. Это был чудесный прием.
– Вы были, разумеется, в центре внимания, Джена. Вы имели полный успех.
– Я рада. Благодарю вас за эти слова.
– Клод доставил вам немало хлопот, не так ли?
– Вы об этом знаете? – Я села близко к ней. Она склонилась над работой и разговаривала, делая свои крошечные стежки.
– У меня так мало занятий, и я в курсе всего, – сказала она с тихим смехом. – Как правило, я мало говорю, но знаю, что происходит. – Теперь она подняла глаза, глядя прямо на меня поверх очков, которые съехали на кончик носа. – Не позволяйте им повредить вам, дитя мое. Не поддавайтесь им. Уолтер – отвратительная пародия на мужчину. Его не выносит даже собственный отец. Бедняжка Мари проклинала день, когда вышла за него.
– Я не знала об этом, – сказала я.
– О да. Но не стоит ей слишком
– Как вы думаете, Аугуста, что с нею случилось?
– О, я не знаю. Никто не знает. Она была девушка неуравновешенного склада. Подозреваю, она, устав от всего, упаковала вещички и уехала.
– Она уехала, – сказала я, – но вещички не упаковала. Все, что ей принадлежало, осталось здесь. Я это знаю, поскольку их отдали мне.
На сей раз Аугуста отложила работу и сняла очки.
– Да… Она уехала от нас неожиданно. Возможно, нашла кого-то, кто понравился ей больше Уолтера. Это дело нетрудное – Уолтер и есть Уолтер. Ленив, коварен, неисправимый лжец. Он способен быть бессердечным, даже жестоким.
– Я сообщила мистеру Дункану, что не выйду за Уолтера.
– Я и это знаю. Но вы выйдете, моя дорогая. Он вас заставит. Не знаю как, но Клод всегда находит способ. Он может быть таким же бессердечным, как его сын. Даже больше, поскольку его жестокость настигает вас множеством хитрых способов.
– Что же мне делать?
– Я бы пошла в свою комнату, собрала, что мне принадлежит или было мне отдано, велела одному из конюхов отвезти себя в Новый Орлеан и никогда сюда не вернулась.
– Я не могу так поступить.
– Знаю. Мне следовало бы сделать так годы тому назад, но я не смогла. Теперь извлекаю из своего положения, что могу. Слава небесам, я не замужем за человеком вроде Уолтера.
– Аугуста, известна ли вам причина, по которой кто-то желал бы убить меня?
– Сохрани Бог, детка, конечно же, нет. Да и кто мог бы настолько вас не любить?
– Боюсь, есть причины покрупнее, чем простая нелюбовь, – сказала я. – Может статься, я знаю нечто, значения чего до сих пор не понимаю. Или стою у кого-то на дороге. Мне неизвестна причина. Знаю только, что дважды меня едва не убили. Вот почему я спросила о Мари. Интересно, не имеет ли она к этому отношения.
Глаза у Аугусты удивленно расширились.
– Но ее даже нет здесь.
– Не имею в виду, что Мари лично два раза покушалась на мою жизнь, но ее присутствие здесь до моего появления, ее исчезновение – возможно, то или другое является причиной опасности, которая, кажется, надвигается на меня.
– Не вижу, каким образом, – сказала Аугуста. – Ведь… она… она… исчезла. Разумеется, по своей воле.
– Пытался ли кто-нибудь отыскать ее? Я имею в виду – действительно найти?
– Мы думали, что она вернется, Джена. Откровенно говоря, мы искренне в это верили, и когда миновали недели, стало уже безразлично. Если откровенно, мы были рады избавиться от нее. Она всех нас раздражала.
– Но ведь хоть кто-нибудь должен был попытаться ее найти?
– О, наверно, ее родители пытались. Они живут в Новом Орлеане. Они приезжали сюда и пробовали вытянуть из Клода деньги, говоря, что Уолтер виноват в ее бегстве. Излишне говорить, что они не получили ни пени, да и не заслуживали денег.