Династия Дунканов
Шрифт:
– Был ли Уолтер вполне заинтересован в поисках Мари?
– О, он поплакался об этом. Полагаю, его опечалил ее отъезд. Возможно, его гордость была уязвлена, но скоро он позабыл о жене.
– Хочу, чтобы она вернулась, – сказала я. – Это решило бы проблему для нас с Дэвидом.
– Если бы она вернулась, то, думаю, Клод заплатил бы ей, чтобы снова уехала. Он уже предпринял первые шаги к официальному объявлению ее мертвой. Это потребует некоторых усилий, так как согласно закону должно пройти семь лет, а она исчезла… дайте-ка вспомнить… да, я скажу…
Я грустно покачала головой. Прошел всего год, а теперь ее хотят объявить мертвой. В Новом Орлеане деньги и власть могут почти все. Аугуста снова занялась шитьем, и я, оставив ее, пошла вниз. Я не находила себе места. Заточение в доме мне наскучило. Я хотела выйти на воздух, по крайней мере для краткой прогулки. Я знала, что это могло быть опасным, поэтому поискала Лаверна или Клода, но ни того, ни другого найти не смогла.
Одетта, осматривавшая заново обставленную гостиную, не обратила на меня внимания, когда я вошла. Я не имела намерения позволять ей подобным молчанием унижать меня.
– Вы видели мистера Дункана или мистера Кейвета? – спросила я.
– Оба уехали в поле. Не вернутся до заката солнца.
Я сказала «спасибо» и отвернулась, но, поразмыслив, снова обратилась к ней.
– Одетта, вы едва вежливы со мной с тех пор как я здесь появилась. Я не причиняла вам намеренно никакого зла, не относилась к вам с пренебрежением. Почему же вы так меня не любите?
– Лучше бы вы сразу уехали. Как сделала та, другая.
– Мари? Что вы знаете о ее исчезновении?
Одетта тщательно свернула тряпку, которую неизменно носила с собой. Подняв метелку из перьев для смахивания пыли, она хлопнула ею по одному из стоявших рядом стульев.
– Ничего не знаю о том, куда она поехала. Это не мое дело.
– Вы думаете, она жива? – спросила я.
Одетта побледнела, а тонкие губы стали еще тоньше.
– Почему это вы такое говорите, а? Какое вы имеете право так говорить?
– Полное право, должна вам сказать. – Я внезапно начала понимать, что кроется за ее ненавистью ко мне. Это была лишь догадка, но ее стоило развить. – Может быть, это дело рук Уолтера…
– Придержите ваш язычок! – почти выкрикнула она. – Уолтер к ее бегству не имел никакого отношения. И нечего вам его обвинять. Она обычно звала его дураком. Однажды я ударила ее за это, и она сама знала, что я правильно сделала, поколотив ее, ведь не пошла же жаловаться мистеру Дункану. Нет, мисс, она получила это по заслугам, а теперь вы… вы приходите и говорите, что ее убил Уолтер…
– Итак, вы думаете, что Мари мертва? – настаивала я.
– Я никогда этого не говорила. Не знаю, жива она или мертва. Я только рада, что ее нет здесь и она перестала дразнить бедного Уолтера, словно он девятилетний ребенок. Я ее ненавидела. Не огорчусь, если ее никогда не найдут.
– Значит вы оберегаете Уолтера, – сказала я. Моя догадка оказалась верной. – Одетта, я не желаю вреда Уолтеру. Я его не обзывала, не насмехалась, даже если бы и стоило после шуточек, которые
– Уолтер не хочет вас. Он мне это сказал. Я знаю, чего он хочет, и это не вы, моя изысканная мисс. Самое лучшее, что вы можете сделать, – это уехать.
– Если бы все было так просто, – сказала я.
– Вам не следовало обращаться к мистеру Дункану за помощью.
– Одетта, я не знала этого человека. Я потеряла родителей и все, что у нас было. Власти хотели знать, есть ли у меня какие-то друзья или родственники, и я ответила правдиво. Вы ведь не пожелали бы, чтобы я солгала на этот счет?
– Это лучшее, что вы могли бы сделать – самое лучшее для всех нас. Для Уолтера, для вас и остальных.
– Всего доброго, Одетта, – сказала я.
Я вопреки желанию Клода вышла из дома, но была зла и несколько озадачена. Я хотела поразмыслить, побыв одна. Прогулка по имению могла бы дать мне возможность попробовать разрешить новую проблему. Осознавая, что там меня может подстерегать опасность, я настроилась не удаляться от дома, а держаться возможно ближе к нему и жилищам работников. Когда вокруг народ, опасность нападения меньше. Близ жилья работников были десятки людей. Много женщин и детей. Я часто слышала шумные детские игры.
Я ступила на пыльную дорогу между жилищами. Вдруг шум затих. Дети уставились на меня, женщины метнулись внутрь домиков. Одна маленькая девочка, коричневая, как орех, робко приблизилась ко мне. Я протянула к ней руки. Она с коротким счастливым криком побежала ко мне. Прежде чем усадить, я крепко ее обняла.
– Ты очень милая девчушка, – сказала я. – Рада, что ты меня не боишься.
– Мама говорит, что когда приходят люди из большого дома, нам следует убираться с дороги, – ответила она.
– Вот и нет. То, что мы живем в большом доме, вовсе не означает, что мы не любим детей. Кто вам это сказал?
Этот вопрос я задала громко, так как знала, что матери прислушиваются. Около дюжины их показалось из домиков. Большинство других, как я потом узнала, были на полевых работах. Стройная привлекательная женщина, заявившая свои права на маленькую девочку, положив руку ей на плечо, изобразила робкую улыбку.
– Приятно, что вы пришли, мэм.
– Мне следовало бы прийти гораздо раньше, – сказала я. – Отныне я буду это делать. Возможно, смогу научить детей новым играм… что-нибудь делать. Для меня тоже будет занятие.
– Пожалуйста, в любое время, мэм.
– Вам было приказано сторониться нас? – спросила я.
– Нет, мэм. С нами обращаются прекрасно.
– Тогда почему дети убегают и почему вы не остались снаружи, чтобы поздороваться со мной?
– Это из-за другой. Она нас не любила.
– Другая? Вы имеете в виду женщину, которая была замужем за Уолтером и которая исчезла?
– Да, мэм. Ее. Она обычно приходила с криком, что слишком шумно. По-моему, ей не нравились дети. Вам, я вижу, нравятся, мэм.