Династия Одуванчика. Книга 2. Стена Бурь
Шрифт:
– Ну разве это не здорово? – прошептал младший мальчик. – Клянусь, мастер Рути до сих пор думает, будто мы сидим в своих комнатах, отбываем наказание.
– Фиро, – сказал мальчик постарше, слегка нахмурившись. – Ты же понимаешь, что это всего лишь отсрочка. Сегодня каждому из нас предстоит написать три эссе о том, как выглядят наши проступки с точки зрения «Трактата о нравственности» Кона Фиджи, как следует умерять энергию юности образованием и как…
– Тихо, – шикнула на них девочка. – Я слушаю сказителя! Хватит нотаций, Тиму. Ты ведь уже согласился, что нет никакой разницы между тем, чтобы сперва поиграть, а потом поучиться, и чтобы сперва поучиться, а потом поиграть. Это называется «сдвиг времени».
– Сдается мне, что эту твою идею
– Ха, ты еще не знаешь, что мы с Тэрой… Бу-бу-бу…
Девочка ладонью зажала рот младшему брату.
– Давай не будем отягощать Тиму лишним знанием, ладно?
Фиро кивнул, и Тэра убрала руку.
Младший мальчик вытер губы.
– У тебя ладонь соленая! Тьфу! – Потом он обратился к Тиму: – Раз уж тебе так не терпится засесть за эссе, Тото-тика, я, так и быть, с радостью отдам тебе свою долю, так что можешь написать шесть работ вместо трех. Все равно твои эссе мастеру Рути нравятся больше.
– Вздор! Я согласился улизнуть с тобой и Тэрой лишь по одной-единственной причине: потому что я старший и отвечаю за вас. А вы, между прочим, обещали отбыть наказание позже…
– О, Тиму, я в ужасе! – Фиро скроил серьезную мину, в точности как их строгий наставник, прежде чем устроить ученикам очередную выволочку. – Разве не написано в «Повестях о сыновнем послушании» великого и мудрого Кона Фиджи, что младший брат должен в знак почтения предлагать старшему на выбор лучшие сливы из корзины? И разве там не говорится, что старший брат обязан оберегать младшего от трудов, непосильных оному, ибо долг сильного – защищать слабого? Эти эссе для меня словно твердый орех, для тебя же они подобны спелой сливе. Выступая с подобным предложением, я стараюсь вести себя как добрый моралист. Мне казалось, ты должен был обрадоваться.
– Так это… ты не должен… ну, в общем… – По части искусства спора Тиму не мог тягаться с младшим братом. Раскрасневшись, он строго посмотрел на Фиро. – Ты бы лучше применил свой изворотливый ум, чтобы делать домашние задания.
– Тебе стоило бы радоваться, что Хадо-тика в кои веки выполнил урок по чтению, – заметила Тэра, старавшаяся сохранить серьезное лицо, пока братья спорили. – А теперь помолчите оба, я хочу послушать сказителя.
…обрушил На-ароэнну, и Мокри принял ее на щит из крепкого дуба, усиленный чешуйками крубена. Это было похоже на то, как если бы Фитовэо ударил копьем в гору Киджи или Кана обрушила свой огненный кулак на морскую гладь.
Нет лучше пути, как описать эту битву в стихах:
С одной стороны – поединщик от Гана,На Волчьей был Лапе рожден он и вскормлен.С другой – Гегемон всего Дара,Последний потомок он маршалов древней державы.Первый – гордость туземцев,Островитян, потрясающих копьями смело;Второй – воплощение бога войны Фитовэо.Положит ли На-ароэнна предел всем сомненьямО том, кто владыкою станет над Дара?Иль поперхнется Кровавая ПастьКуском человеческой плоти?Меч бьется о меч, а палица щит сокрушает.Стонет земля, когда два великанаПрыгают, бьются, врезаются с силой друг в друга.Девять дней и девять ночей не кончаласьТа страшная схватка на одинокой вершине,Боги же Дара сошлись на дороге китов,Чтоб о воле судить тех героев…Говоря нараспев, сказитель постукивал большой кухонной
…Спустя девять дней и Гегемон, и король Мокри обессилели. Отражая очередной удар меча На-ароэнны, чье название означает «Конец Сомнений», Мокри отступил и споткнулся о камень. Он упал, меч и щит распростерлись по бокам от него. Теперь, сделав всего один только шаг, Гегемон мог размозжить ему череп или рассечь чело.
– Нет! – не сдержался Фиро.
Но Тиму и Тэра даже не зашикали на него, ибо были поглощены историей не меньше брата.
Сказитель одобрительно кивнул детям и продолжил:
Однако Гегемон не сдвинулся с места, ожидая, пока Мокри встанет и поднимет меч и щит.
«Почему ты не положил конец поединку прямо сейчас?» – спросил тот, переводя дух.
«Потому что великий человек не заслуживает, чтобы жизнь его прервалась по воле случая. Пусть мир несправедлив, но мы должны стремиться его исправить».
«Ах, Гегемон! – воскликнул Мокри. – Я и рад, и огорчен, что встретил тебя!»
И снова устремились они друг на друга, на нетвердых ногах, но гордые сердцем…
– Вот это манеры настоящего героя, – прошептал Фиро, и в голосе его звучали восхищение и грусть одновременно. – Эй, Тиму и Тэра, вы ведь воочию видели Гегемона, правда?
– Да… Только это было очень давно, – прошептал в ответ Тиму. – Я ничего толком не помню, лишь то, что он и вправду был высоченным, а взгляд его странных глаз был воистину страшным. Мне тогда еще подумалось, какой же силой надо обладать, чтобы размахивать таким здоровенным мечом, что висел у него за спиной.
– Судя по всему, великий был человек, – сказал Фиро. – Такая честь сквозит в каждом его поступке, такое благородство по отношению к врагам. Как жаль, что они с папой не сумели…
– Чш-ш-ш, – прервала его Тэра. – Не так громко, Хадо-тика! Хочешь, чтобы все вокруг узнали, кто мы такие?
Фиро мог подначивать брата, но старшую сестру слушался, а потому понизил голос:
– Извини. Просто Гегемон выглядит таким храбрецом. И Мокри тоже. Нужно будет рассказать Ада-тике про этого героя с ее родного острова. Почему мастер Рути ничего не говорил нам про Мокри?
– Это все просто легенда, – заявила Тэра. – Сражаться без остановки девять дней и девять ночей – неужели ты можешь поверить, что такое и вправду было? Ну сам подумай: сказителя ведь там не было, откуда ему знать, о чем говорили Гегемон и Мокри? – Затем, заметив разочарование на лице брата, девочка смягчилась. – Если хочешь услышать подлинные истории про героев, я в свое время расскажу тебе, как тетушка Сото не позволила Гегемону причинить вред маме и нам. Мне тогда было всего три года, но я помню все так, словно это случилось вчера.
Глаза у Фиро загорелись, он готов был уже засыпать сестру вопросами, но ему помешали.
– Хватит! Я уже сыт по горло этой дурацкой историей, мошенник бессовестный! – вдруг раздался грубый возглас.
Сказитель умолк на половине фразы, ошеломленный таким вмешательством в свое представление. Посетители харчевни стали искать взглядом говорившего. У жаровни стоял мужчина – высокий, с мощным торсом и мускулатурой грузчика. Без преувеличения, он был самым крупным и сильным из всех посетителей заведения. Неровный шрам, начинавшийся у левой брови и заканчивавшийся на правой щеке, придавал лицу незнакомца свирепое выражение, которое только усиливалось благодаря ожерелью из волчьих зубов, что колыхалось поверх густой поросли волос на груди, выглядывающих из-под расстегнутого воротника, словно тот был оторочен мехом. Да и собственные желтые зубы мужчины, ощеренные в ухмылке, наводили на мысль о хищном оскале волка.