Династия Рейкхеллов
Шрифт:
Это было замечательное достижение, и Джеримайя не мог не похвалить его.
— Поздравляю. Ты ушел далеко вперед от наших конкурентов. У нас сейчас столько заказов, что еще три года мы будем очень заняты.
— Новая конструкция, несомненно, вновь увеличит спрос, папа. Именно поэтому я думаю, что пора нам расширить наши мощности.
— Чтобы ты нагрузил на себя еще больше и раньше времени загнал в могилу? Я даже и думать не буду о расширении, пока ты не изменишь свой рабочий график так, чтобы мог насладиться и радостями жизни, Джонни. Подумать только, в прошлое воскресенье ты так торопился уйти на верфь,
— Наверно, еда сейчас уже не так важна, как раньше, — нескладно ответил Джонатан. Затем, слабо улыбнувшись, он сказал: — Через полгода я начну донимать тебя просьбой о расширении мощностей.
Его отец развеселился:
— А почему ты делаешь мне одолжение и не будешь раздражать меня просьбами еще полгода?
— Как только я начну строительство по новой конструкции, — сказал Джонатан, — я намерен побаловать себя.
— Надеюсь, отправившись отдохнуть с Луизой и Джулианом?
— Нет, сэр, построив особый клипер. Это будет единственный в своем роде корабль, не похожий ни на один другой.
Джеримайя увидел на лице сына настоящую улыбку, но в его глазах была странная грусть, и невозможно было понять, о чем он думал.
— После того как он будет построен, я сожгу все свои чертежи, и такого другого корабля больше никогда не будет. Он будет уникальным.
— А для чего нужно строить этот необычный корабль?
— Я хочу его построить. — Резко встав, он ушел осматривать корабли, стоявшие на стапелях.
Джеримайя понял, что ничего не смог добиться этим разговором, и также было очевидно, что Джонатан не намерен обсуждать «особый» клипер или причины его строительства. Чарльз Бойнтон, к мнению которого мог прислушаться Джонатан, был в море, он вел клипер, построенный для Толстого Голландца, в Джакарту. Так что единственный человек, к которому мог обратиться Джеримайя, это Джудит, его дочь.
— Не знаю, послушает ли меня Джонатан. Я не имею на него никакого влияния еще с тех пор, когда мы были детьми. Я вижу, что он совершенно изменился после возвращения с Востока. Но не похоже, чтобы онутратил здравый смысл, которым Господь в своей доброте наградил всех Рейкхеллов, так что, может быть, мне удастся достучаться до него. Пригласи нас на обед в это воскресенье, и я отведу его в сторонку для разговора, даже если мне придется при этом связать его.
Приглашение было сделано, и Уокеры пришли в дом Рейкхеллов после службы в церкви. Обед прошел оживленно благодаря присутствию Джулиана, отец которого счел, что мальчик уже достаточно большой, чтобы присутствовать на обеде в воскресенье. Джудит казалось, что по-настоящему Джонатан получает удовольствие только от своих отношений с маленьким Джулианом.
Когда все поднялись из-за стола, Джонатан, как и предполагалось сказал, что намерен сходить на верфь.
— Я пойду с тобой, — подхватила сестра.
Он удивленно поднял бровь.
— Мне нужно двигаться, — добавила она и, взяв свою накидку, лишила его возможности помешать ей пойти с ним.
Оба молчали, пока не вышли на улицу, и там Джудит сказала:
— Вместо того чтобы идти на верфь, давай пойдем на берег.
— Погода еще прохладная, и потеплеет
— И кроме того, мне нужно с тобой поговорить, это очевидно. А прожив в этом климате больше тридцати лет, я не замерзну.
Она направилась к пустынному пляжу, а Джонатан, пожав плечами, пошел рядом с ней. Затем он ускорил шаг, и она стала едва поспевать за ним.
— Какие необычные водоросли, — сказала Джудит, указывая на кустики травы на песке.
Джонатан остановился, чтобы получше разглядеть их.
Она коснулась его руки:
— Мы ведь не бежим наперегонки. Давай присядем на камни.
Он понял, что Джудит загнала его в угол, но тем не менее последовал за ней.
— Джонни, — сказала она, — кроме мамы, я была первой в семье, увидевшей тебя сразу после рождения. Папа и дедушка как раз возвращались домой с верфи, когда ты родился, а я прибежала в комнату спустя пять минут. Будет справедливо сказать, что я знаю тебя всю твою жизнь.
— Вполне справедливо.
— Это дает мне право задать тебе очень личный вопрос. Что случилось?
— А почему ты решила, что что-то случилось? — ответил он вопросом на вопрос.
— Ты уклоняешься, братишка, — сказала она, глядя на него снизу вверх. — Ты работаешь день и ночь…
— Есть работа, которую необходимо делать.
— Но не всю сразу, Джонни! Ты улыбаешься лишь тогда, когда играешь с Джулианом. Ты и Луиза ведете себя как незнакомые люди, которых только что представили друг другу. Ты ни разу не отдохнул хотя бы один день с тех пор, как вернулся из Китая. Ты постоянно говоришь о деле с папой и Брэдом, как только мы соберемся вместе. Тебя больше ничего не интересует. Ты разучился радоваться жизни и в последнее время выглядишь вдвое старше своего возраста. Ты больше не плаваешь, не путешествуешь, и насколько я знаю, единственным твоим упражнением является метание этих жутких индонезийский кинжалов. Так что не нужно говорить мне, что ничего не случилось.
Джонатан не ответил, устремив свой взор за устье Темзы, на сверкающие на весеннем солнышке морские воды.
— Если ты вынуждаешь меня делать предположения, — сказала Джудит, — то ваш брак неудачен.
— Нет, это не совсем точно. У нас с Луизой никогда не было настоящего брака.
Его сестра молчала, надеясь, что он продолжит.
В душе у Джонатана шла тяжелая борьба. Уже много месяцев он не видел Чарльза, и не мог же он обсуждать свои личные дела с Эдмундом Баркером, который, наверное, имел кое-какие мысли на этот счет, но точно ничего не знал. Все это время Джонатан держал в себе безнадежную любовь к Лайцзе-лу, и иногда ему казалось, что он сходит с ума. Тяжелее всего было в воскресные дни, когда он не мог заполнить день до отказа работой.
— Пожалуй, мне нужно довериться кому-то, — сказал он, — и боюсь, что папа не поймет. Ты сама напросилась, Джуди, так что я тоже выбираю тебя.
Он пытался говорить небрежно, но Джудит видела, каким мучительным было выражение его глаз.
— Я тебя не подведу, Джонни, — сказала она тихо.
— Я знаю. — Он обнаружил, что рассказывает ей всю историю своего романа с Лайцзе-лу, опустив лишь упоминание о том, насколько они были близки. Закончив, он расстегнул рубашку и показал ей нефритовый медальон с Древом Жизни, висевший у него на шее.