Династия Романовых. Загадки. Версии. Проблемы

Гримберг Фаина Ионтелевна

В любом случае, Екатерина одержала очередную победу.

Следует, конечно, остановиться и на частной, интимной жизни «Великой беззаконницы». Своими «Записками» она сама положила начало пристальному вниманию к ее интимной жизни. Достаточно назвать популярные книги Валишевского или менее известные книги автора, писавшего под псевдонимом «Мария Евгеньева». Но, впрочем, мы можем и не пользоваться достаточно вульгарными изложениями. Ведь у нас имеются воспоминания современников. Впрочем, их, скорее, следует называть «псевдомемуарами», авторы их не знают иного отношения к Екатерине, кроме апологетического. Однако все же интересно прочесть «Записки» Екатерины Романовны Дашковой, «Записки об императрице Екатерине Великой» одного из ее приближенных, A. M. Грибовского, а также «Записки» другого ее приближенного, А. В. Храповицкого…

Надо сказать, что при всей панегиричности интонаций авторам удается живое яркое изложение.

Также можем мы получить множество в достаточной степени откровенных сведений об интимной жизни императрицы. Начало этой откровенности, как мы уже говорили, положила она сама. В этом она, безусловно, следовала традициям прекрасной французской мемуарной литературы, прежде всего – выдающемуся мемуаристу Сен-Симону, чьим портретом Петра Великого мы уже могли полюбоваться. В частности, изображая коронованных особ и лиц весьма знатного происхождения, Сен-Симон всячески подчеркивал их личностные, индивидуальные свойства и черты, как правило, не соответствовавшие занимаемому высокому положению; чрезвычайная живость портретных зарисовок достигалась и за счет своеобразного противопоставления неких «реальных черт» некоему заранее декларируемому мнению. Обычный стиль Сен-Симона: «она была прелестна, эта неуклюжая, нелюдимая, неряшливо одетая принцесса». Из мемуаристов екатерининского времени удается достичь в полной мере подобного эффекта живости, пожалуй, лишь самой Екатерине, да еще Болотову, которого по праву следовало бы назвать «Сен-Симоном российской провинции». Остальным «вспоминающим» все же не дает полностью «расслабиться» всегдашняя внутренняя цензура (одному лишь Болотову удается с удивительным очарованием перехитрить эту цензуру; стоит только вспомнить, как он сначала заверяет нас, что никогда не примет участия в заговоре против императора, затем с простодушием описывает свой поспешный выход в отставку и тотчас заявляет о том, какою неожиданностью для всех явились и сам заговор и успех заговорщиков)…

Но обратимся все же к интимной жизни великой императрицы. Фаворитизм в ее царствование сравним разве что с фаворитизмом парижским в царствование Людовика XIV, «короля-солнце». При этом можно отметить одну закономерность: если в первую половину царствования Екатерины фаворит – сильная личность, активно рвущаяся к власти, и в отношениях с этой личностью приходится лавировать, проявлять незаурядные дипломатические способности, особенно для того, чтобы удалить ее от себя, когда она уже исчерпала свои функции любовника и помощника, то во вторую половину царствования личность фаворита претерпевает естественные изменения. Положение Екатерины на престоле уже фактически неколебимо, одна лишь смерть может лишить ее трона и власти. И вот, энергических братьев Орловых и отчаянного прожектера Потемкина сменяют не столь требовательные юноши: Дмитриев-Мамонов, Ланской, Зубов… Хочется привести один отрывок из письма императрицы о смерти ее юного Ланского. Сколько простодушной искренности! И по сей день, кто решится на подобное откровенное признание: «я любила его за то, что он меня слушался»?..

«Я была счастлива, и мне было весело, и дни мои проходили так быстро, что я не знала, куда они деваются. Теперь не то: я погружена в глубокую скорбь. Моего счастья не стало. Я думала, что не переживу невознаградимой потери моего лучшего друга, постигшей меня неделю тому назад. Я надеялась, что он будет опорой моей старости; он усердно трудился над своим образованием, делал успехи, усваивал себе мои вкусы. Это был юноша, которого я воспитывала, признательный, с мягкой душой, честный, разделяющий мои огорчения, когда они случались, и радовавшийся моим радостям. Словом, я имею несчастие писать Вам, рыдая. Генерала Ланского нет более на свете. Злокачественная горячка в соединении с жабой свела его в могилу в пять суток, и моя комната, в которой мне прежде было так приятно, превратилась в пустыню…»

Впрочем, императрица знавала и чисто семейные радости. Вот она с удовольствием наблюдает, как старшие внуки, Александр и Константин, белят ограду; вот сожалеет о том, что семейство сына «умножается барышнями» и радуется рождению третьего мальчика-внука, «рыцаря-Николая» (будущего Николая I), вот заботливая бабушка тревожится о женихе для старшей внучки Александры… Но мы еще скажем о Екатерине – матери и бабушке, когда будем говорить о ее единственном сыне Павле Петровиче. Он, как никто, знал, что семейственные идиллии Екатерины могли иметь весьма зловещий подтекст…

И, конечно, говоря о Екатерине, нельзя не упомянуть о ее литературном творчестве. Помимо «Записок» она написала большое количество пьес, писала также сатирическую и нравоучительную прозу в стиле эпохи Просвещения; для старших внуков писала морализующие сказки. Была ли она интересным автором? Скорее, можно назвать ее небездарным подражателем. Как истинное литературное творчество, пожалуй, интересны только ее «Записки»,

в которых ей удалось создать яркий негативный образ собственного мужа и, тем самым, отчасти как бы обосновать совершенное ею его убийство. В этом смысле «Записки», пожалуй что, и беспрецедентное произведение.

Екатерина Великая прожила шестьдесят семь лет. Из них тридцать четыре года она правила Российской империей. В отличие от своего предшественника Петра Великого, она была очень невысокого роста, в юности даже хрупка, а в пожилые годы превратилась в маленькую кругленькую старушку. В быту ее, как и в быту ее предшественниц на российском престоле, сочетались непомерная роскошь и неряшливое равнодушие к элементарным удобствам. Но, впрочем, подобным парадоксальным бытовым устройством поражали все блистательные дворы (тот же двор Людовика XIV или же Карла II английского). Кажется, рационально и удобно обустроенный быт – прерогатива правителей, не склонных к роскоши (таких, например, как современница Екатерины Мария-Терезия австрийская).

«Екатерина Вторая, по словам Пушкина, «умерла, садясь на судно». Государыня лежала, с царственным презрением демонстрируя всему миру то, что обычно скрывают. Вокруг нее суетились смущенные, жалкие рабы всех состояний – от лакея до канцлера, передавали о случившемся шепотком, скабрезно поблескивая глазенками, а она была абсолютно спокойна. Ей было очень наплевать на все. Царица умерла, показывая людям, земле и небу даже не язык (мечта экзистенциалиста!), а прямо-таки жопу. Какая острая насмешка женщины-философа над земным величием собственной жизни!..» Из эссе Александра Севастьянова «Искусство умирать», журнал «Андрей»…

Ну вот, спасибо «Андрею», Александру Севастьянову и его тезке Александру Пушкину. Конечно, на совести «Великой беззаконницы» много такого, за что уважать вовсе и не стоит. Но все же она была великой, и легенда о ее смерти прелестна…

Павел I (правил с 1796 по 1801). «Русский Гамлет» или кто?

Павел I – Павел Петрович Романов – родился в 1754 году, на престол вступил в 1796 году, сорока двух лет от роду, соответственно. Умер в 1801 году – смерть насильственная…

Чем примечателен этот император? Единственный сын Екатерины Великой и нежеланный ею наследник. Он же – сын убитого ею супруга. Популярен миф о его психической ненормальности. Увлекался рыцарством («Русский Дон Кихот»), покровительствовал Мальтийскому рыцарскому Ордену. Желал «порядка и реформ», но в результате лишь настроил против себя и до крайности раздражил дворянское сословие. При Павле I Россия продолжает политику активного вмешательства в европейские военные действия. Опасаясь прежде всего влияния Франции на балканских сепаратистов, которых Россия всегда будет желать привлечь к себе, Павел поддерживает антифранцузскую коалицию, на недолгое время Российская империя даже примиряется со своим важным соперником, Османским султанатом (наши учебники упорно именуют его «Турцией», хотя государство с таким названием появилось лишь в XX веке). Именно при Павле действуют активно в армии Ушаков (на флоте) и Суворов (в сухопутных войсках). Между прочим, знаменитый «переход через Альпы» тоже осуществлен в правление Павла I – 1799 год. Рекрутские наборы проводятся чаще, и рекрутов забирается больше. Российская армия успешно доказывает преимущества армии, которую возможно легко пополнять и в которой солдат бесправен. Жизнь этой бесправной армейской единицы вовсе не имеет значения, «единиц» много; убитые «единицы» легко заменяются новонабранными. Конечно, подобная армия вызывает изумление европейцев и способна на неимоверные деяния вроде пресловутого «перехода через Альпы», когда солдаты двигались, страдая от холода, лишенные самого необходимого для жизни (например, еды). Российский полководец – от Суворова до Жукова – прежде всего полководец, умеющий использовать эту многочисленную армию рабов; он «смело бросает» свои полки туда, где неминуемы огромные потери… К чести того же Суворова следует отметить, что он отлично понял, как необходим подобной армии элементарный «роздых». Отсюда его дозволение грабежа и всевозможных насилий над жителями «взятых» населенных пунктов. Впрочем, насилия чинятся и над «своими». «Солдат на постое» превращается в настоящее бедствие. Так было и при Екатерине, так остается и при Павле I. А. Ф. Ланжерон, описывая российскую армию в год смерти императрицы, пишет вот что о постоях: «Солдат не оставляет крестьянину ни хлеба, ни говядины, ни яиц, приказывает все подавать себе, держит открытый стол, приглашает своих товарищей и разыгрывает из себя большого барина… Если жалобы таковы, что их невозможно затушить, то входят в соглашение с помещиком или капитаном-исправником; этот последний должен бы быть защитником крестьян, но он всегда держит сторону полковых командиров, которые или платят ему, или делают подарки. Он принимает на себя труд смягчить крестьян или затушить их жалобы и выдает общую расписку.