Династия Ямато

Сигрейв Стерлинг

Майор Татибана, один из наставников Ёсихито, обучал детей спортивным дисциплинам и умению владеть мечом. Он закреплял свинцовые набалдашники на тренировочные мечи и бамбуковые палки, так что у учеников искры сыпались из глаз, когда он доставал до них. Ёсихито усиленно тренировался в плавании. В красных набедренных повязках Ёсихито со товарищи греб на лодке от берега, и майор выталкивал всю шумную братию за борт. Так повторялось снова и снова, пока наследный принц не научился самостоятельно проплывать несколько метров. Купание проводилось все лето дважды в день. Мальчики просто молились на майора, считая его «настоящим полубогом». Из вышеизложенного явственно следует: Ёсихито рос не таким уж слабаком, каким его позже выставляли. Будь это правдой, единственного наследника императора ни в коем случае не подвергали бы подобного рода испытаниям.

Ёсихито интересовался жизнью, происходящей за стенами виллы в Хаяме, подальше от гофмейстеров и своих вечных

спутников. Он убегал от них и бродил в одиночку, доходя до старого дома помещика Уэмацу. Заходил в гости, хозяева всегда радовались ему и угощали чаем с печеньем…

Ёсихито ненавидел Токио и покидал его при первой же возможности. В 1902 г., когда ему было двадцать три года, получившая образование в США Цуда Умэ, преподавательница из общины квакеров, повстречалась с наследным принцем на побережье и отметила: «Он любезно поклонился нам и был очень учтив. Просто одетый, с небольшой свитой, он прогуливался по побережью… говорил с деревенскими жителями, очевидно, его все здесь очень любят». Ёсихито останавливался понаблюдать за рыбаками, часто покупая весь их улов лещей. Доктор Бёльц отмечал в своем дневнике: «Меня вызвали к наследному принцу… в течение двух последних недель он много потерял в весе. По результатам начального обследования можно предполагать латентную стадию туберкулеза. Лицо осунувшееся, мышцы груди и спины в тонусе, как у борца… Вследствие перенесенного в детстве менингита наследный принц болезненно беспокоен и страдает недостатком внимания. Эти расстройства в настоящее время выражаются в форме одержимости путешествиями. Более того, он невзлюбил Токио». Доктор Бёльц понимал, что проблема, имея медицинские корни, переходит в политическую плоскость.

В 1906 г., после победы Японии в русско-японской войне, Ёсихито переехал в новую резиденцию — перестроенный в стиле рококо дворец Акасака. Огромное двухэтажное здание из розового мрамора выглядело как «…дитя союза… Версаля и Букингемского дворца». Комнаты обставили мебелью в стиле Людовика XV. Мэйдзи называл апартаменты сына «французским дворцом». По сути, Ёсихито лишь следовал традиции покойного Окубо, предпочитавшего «равняться» на Францию в быту и на Германию в войне.

После двадцати Ёсихито отрастил длинные, подкрученные вверх усы и бриолинил их в подражание кайзеру Вильгельму II, которым восхищался. (Этот факт впоследствии активно использовался для выставления Ёсихито на посмешище, так как во время и после Первой мировой войны кайзеру досталось на орехи от французской, британской и американской пропаганды.) Между Вильгельмом и Ёсихито можно провести интересные параллели. Кайзер с рождения страдал параличом левой руки. Некоторые историки видят в этом ключ к пониманию его характера и поступков (якобы, несмотря на свой физический недостаток, он всеми силами стремился соответствовать имиджу великого прусского военачальника). Ёсихито тоже появился на свет с врожденным дефектом. Конечно, он не так бросался в глаза, но все же…

Наследный принц много ездил по Японии. Посещал фабрики, школы, фермы и шахты; его отец редко покидал дворец. В период с 1902 по 1912 г. Ёсихито побывал во множестве мест на Японских островах и даже посетил Корею (об этом широко писали в прессе). Судя по всему, он вел себя подобающим для наследника образом и производил хорошее впечатление. Наследник обожал перемену мест, радуясь любой возможности вырваться из императорской изоляции. В Токио он часто захаживал в казармы Конойского полка, где обучался ратному делу. Пил, ел вместе с офицерами и солдатами. «Эта пища, — говорил Ёсихито, — годится для солдат, а я солдат». Возможно, именно из-за такой простоты обращения с простолюдинами он и навлек на себя язвительные нападки высшей японской аристократии.

Японский журналист Кавахара Тосиаки, автор ряда книг об императорской семье, утверждает: Ёсихито «имел все основания с неприязнью относиться к тем, кто противопоставлял его отцу, возвеличивая того до недосягаемых для сына высот». Сын выгодно отличался от отца хотя бы в одном: у Ёсихито родились от супруги четверо относительно здоровых сыновей, все они выжили и умерли впоследствии своей смертью. Ёсихито обеспечил продолжение императорского рода, что бы ни говорили злопыхатели о его «дефективности».

По новому закону императорского двора, инициированного Ито, император либо наследный принц должен был жениться на представительнице «императорской линии родства», то есть пяти регентских семейств клана Фудзивара (Коноэ, Исидзё, Кудзё, Нидзё и Такацукаса). Император Комэй женился на Кудзё, Мэйдзи — на Исидзё. В крайнем случае допускался брак с представительницей семейства Сэйка (или последующего поколения древней аристократии) и в самом крайнем случае — с дочерью новоявленного пэра, получившего титул в приснопамятные времена Реставрации Мэйдзи. В жены Ёсихито выбрали дочь князя Кудзё Миситаки Садако. Садако родилась в Токио 25 июня 1884 г. Ее теткой по отцовской линии была вдовствующая императрица Эйсё. То есть фактически Ёсихито и Садако являлись «достаточно дальними»

родственниками, что повышало шанс рождения у них здорового потомства.

В младенчестве Садако, согласно традиции, воспитывалась не в отчем доме. Приемной семьей ей выбрали семью Окавара, занимающуюся разведением шелкопряда. Окавара проживали в деревне Коэндзи в префектуре Гумма, к северо-западу от Токио. Кормилицей и няней Садако стала супруга главы семейства, входившая (как и многие женщины в семействах шелководов в округе) в общину квакеров.

Христианство пришло в Японию в XVI веке. Католические священники, прибывшие на торговых португальских кораблях в порт Нагасаки, основали первые общины. Одна из таких общин располагалась на южном острове Кюсю в княжестве Сацума (в нее входили фермеры, шелководы, богатые семейства). В 1639 г. сёгун династии Токугава запретил христианство и выслал португальцев из страны. Нелегально оставшихся на островах португальцев предали смерти. Японцы, исповедующие христианство, были вынуждены скрывать свою веру. Синтоизм, буддизм и конфуцианство мирно соседствовали в Японии на протяжении веков, и лишь христианство воспринималось властями предержащими как явление инородное и разрушительное. В 1868 г. власть сёгуна пала, новые лидеры коалиции постепенно открывали страну для иноземного влияния и идей. В конце XIX века западные миссионеры вновь ступили на японскую землю. Наиболее неприметной, не афиширующей себя широко христианской общиной являлось Общество друзей, или квакеров. У квакеров нет церквей, проповедников и литаний. «Друзья» с течением времени приобретали все новых и новых приверженцев, оставаясь неприметными для непосвященных. Неприметность квакеров диктовалась необходимостью, так как в то время в Японии поднимал голову оголтелый ультранационализм и стало небезопасно открыто проповедовать «неяпонское» вероисповедание. К общине квакеров присоединялись интеллектуалы, представители аристократии.

В возрасте шести лет Садако покинула приемную семью, вернулась в Токио и была принята в Школу пэров. Спустя семь лет ее выбрали в невесты Ёсихито (то есть когда ей было тринадцать, а ему восемнадцать лет). Еще через два года Садако закончила обучение придворному этикету, и ее сочли готовой к свадьбе. Много лет спустя невестка Садако, принцесса Титибу, скажет: «Я слышала, что императрица [Садако)… прошла суровую подготовку у… фрейлин, служащих при дворе долгое время». Особое внимание в обучении науке придворного этикета уделялось «правильной походке». «Считалось неприличным выставлять напоказ стопу при ходьбе, двигаясь исключительно плавно и грациозно. Ученица в совершенстве овладевала искусством ношения древнего национального костюма, от нее также требовалось умение недвижно застывать в позе ожидания на очень продолжительное время». По мнению американки Элизабет Вайнинг (Вайнинг — преподавательница Школы пэров, квакер, позже приближена к Садако), выбор пал на Садако, «так как она обладала ярким умом и сильным характером. Кроме того, фотографии юной Садако… свидетельствуют о том, что она была еще и очень миловидной девушкой». Однако до свадьбы Ёсихито не видел ни самой невесты, ни даже ее фотографии. На фотографии, сделанной в 1912 г., двадцативосьмилетняя Садако выглядит сильной, уверенной в себе женщиной: лицо — овальное, с правильными чертами; брови — черные; уши несколько оттопырены, потому аккуратно закрыты волосами; прическа с зачесом наверх. Симпатичная, но отнюдь не обворожительная красавица.

Незадолго до свадьбы Ёсихито в очередной раз заболел бронхитом, потерял в весе. Мэйдзи, в иных случаях не уделявший сыну внимания, обеспокоился. Конечно, Мэйдзи волновался не столько за сына, сколько за продолжение императорского рода. Наконец объявили о дате бракосочетания. Доктор Бёльц утверждает: Ито и другие высшие советники императора полагали, что для Тайсё было бы неправильно «прикасаться к женщине до женитьбы».

Молодые сочетались в мае 1900 г. Приводим здесь слова супруги бельгийского посла, относящиеся к хронике тех событий: «Они сочетались браком в синтоистском храме на территории императорского дворца в восемь часов утра. Жених и невеста были облачены в традиционное платье, однако на церемонии присутствовали только японцы и лишь два человека не из семьи наблюдали за ней. Церемония проходила за Пологом святая святых… [Затем] молодые переоделись в платье европейского покроя, приличествующее августейшим особам, и предстали перед императором и императрицей». В полдень во дворец допустили представителей дипкорпуса. «Невеста, — продолжала супруга бельгийского посла, — полна жизни и силы, у нее приятное и интеллигентное лицо».

После медового месяца доктор Бёльц регулярно наведывался к наследному принцу и принцессе: «Принц выглядит сильным и здоровым. Он гораздо более энергичен и активен, чем обычно. В принцессе есть нечто очень привлекательное». Садако и ее супруг ладили друг с другом. Садако всегда становилась на сторону мужа, особенно рьяно защищая его от козней Ямагаты. Она отзывалась о супруге с неизменным почтением и сердечной теплотой, считая его «всегда очень ответственным и искренним в поступках и действиях».