Динка (ил. А.Ермолаева)
Шрифт:
— Кто встанет? — спрашивает Катя. Динка настораживается. Она всегда настороже, когда в разговоре принимает участие Катя.
— Ну, если этот лежачий вдруг встанет и сам начнет бить? — спрашивает она.
— Динка, видно, подразумевает драку и хочет знать, как ей поступать, если враг ее уже упал и лежит, — догадывается Олег.
— Да, — хитро улыбается Динка. — Как быть, если он лежачий?
— Ну, если он упал, значит, ты оказалась сильнее. Зачем же тебе пользоваться своей силой и бить
— А если он не упал, а просто спит. Вот я так иду, иду, а он спит… Он тоже лежачий? И его тоже нельзя трогать? — заинтересовывается Динка.
— Ну, это уж совсем подло, Дина! — хмурится мать. — Как ты не понимаешь таких простых вещей!
— А если человек просто упал… За ним гнались, а он бежал, бежал и упал вот тогда разве можно его бить, мама? — взволнованно спрашивает Мышка, все еще находясь во власти прочитанной страницы.
— Есть такие негодяи, что и бьют, — серьезно отвечает Олег.
Но Динка не согласна. Ей сразу представляется, как главный ее враг, Минька, вдруг вскочил и удирает от нее во, все лопатки; у Миньки длинные ноги, его бы ни за что не догнать, но вот счастье: Минька споткнулся и упал!
— Ого-го! — хохочет вдруг Динка. — Лежачего не бьют? А сидячего? Упал! Ого-го! Так я бы ему крикнула: сядь, убоище, сядь!
— А ты не знаешь, кто упал! Ты не знаешь! — вдруг обрушивается на сестру Мышка.
— А я посмотрю на его харю, так сразу узнаю! — старается перекричать ее Динка.
Взрослые озадаченно смотрят друг на друга. Олег вдруг разражается громким хохотом.
— Я пропал, Марина! Я пропал! — хохоча, повторяет он. — Твое изысканное воспитание дает блестящие результаты! Ха-ха! Я погиб!
Катя, зараженная смехом брата, тоже начинает смеяться.
— Да перестань, Олег! С ней же ничего нельзя предвидеть! — оправдывается Марина, с трудом удерживаясь сама от смеха. — Динка, ты совсем не понимаешь, что болтает твой язык! Ведь мы смеемся над твоей глупостью! — говорит она дочке.
— Это плохие слова, Дина, и маме стыдно за тебя! — вступает Алина, не понимая, как могут смеяться взрослые», видя такое безобразие. — Надо говорить «лицо», а не так, как ты… — поправляет она сестру.
— У хорошего — лицо, у плохого — харя, — решительно заключает Динка.
— Правильно! — вскакивает вдруг Олег. — У хорошего — лицо, у плохого харя! Коротко и ясно! Марочка, не сбивай ее!
— Нет, неправильно! Это грубое слово, и если она сама может его произносить, то другим противно слушать! — горячится мать.
— Она не должна даже знать таких слов! — вставляет Катя.
— Ну, а если узнала? И совершенно правильно поняла их? Так чего вы от нее хотите?
Динка со снисходительной усмешкой смотрит на взрослых. Она знает и
Но девочке становится скучно. Она вообще не любит, когда много говорят об одном и том же. А у взрослых языки КАК у ночного сторожа колотушка: тра-та-та… тра-та-та… САМИ кричат и друг друга перебивают, а детям делают замечания.
— Мама! Пойдем к пианино! Мама! Давайте вылезать из-за стола!.. — капризно тянет Динка.
Марина и Катя мгновенно забывают обо всем на свете.
— Олежка, спой! Спой! — обнимая брата, просят они. Любимая вещь в доме пианино — стоит в маленькой комнате, заменяющей в дождливые дни столовую. Алина зажигает свечи, Олег достает папку с нотами, мать придвигает к пианино свой стул. Мышка усаживается с Катей в одно кресло, Алина устраивается на подоконнике, Динка долго возит по комнате свой стул: ей обязательно надо видеть лицо дяди Леки, когда он поет. Наконец и она усаживается, обхватив руками колени.
— Ну, вы уселись? — спрашивает Олег и хлопает в ладоши. — Начали! «Песня жаворонка». Кто написал? Какой композитор? Живо! — обращается он к девочкам.
— Рахманинов! Нет, Глинка! — гадает Мышка.
— Алябьев, — говорит Алина.
— А ты, егоза, как думаешь? — спрашивает дядя Лека Динку.
— Я никак о нем не думаю.
— Нехорошо. Песни любишь, музыку любишь, а не хочешь даже знать, кто написал. Ну, начали! Марина берег первые аккорды.
— «Между небом и землей жаворонок вьется…» — тихо и медленно начинает Олег.
Маленькая птичка кружится и кружится над землей вместе с голосом дяди Леки, с поющими клавишами под мамиными руками, она поднимается вверх и падает вниз. Из-под Динки уходит стул; вцепившись в свои коленки, она тоже поднимается и падает вместе с голосом дяди Леки, вместе с птичкой… И сердце у нее замирает, как на качелях… А жаворонок поднимается все выше, он уже поет над другой птичкой, над подруженькой своей поет этот жаворонок звонкий… Губы Динки шевелятся, лицо принимает выражение поющего Олега, жаворонок кружится уже где-то далеко-далеко…
Когда последние аккорды замирают, все молчат.
Динка тоже молчит. Перед ее глазами встают какие-то смешные штучки-закорючки на нотах. Ей хотелось бы спросить самого композитора, как это он придумал, что из таких закорючек получается песенка птички…
Но дядя Лека ставит перед мамой новые ноты, и все знают, что сейчас будет что-нибудь веселое. Веселая музыка и веселые слова не бросают Динку вверх и вниз, она принимает их как плясовые, ей хочется выделывать какие-то антраша ногами и руками, она не может удержаться и подпрыгивает на стуле в такт музыке.