Диомед, сын Тидея. Книга 2. Вернусь не я

Валентинов Андрей

...Хоть бы он им морды набил, что ли? Афедроны до крови надрал? Ведь сопляки же они еще, меч в руках держать не умеют! Не умели то есть...

Не понимаю!

Надо было спешить, надо было говорить о кораблях, о десяти гиппагогах, которые следовало срочно перебросить в Калидонский залив. Иначе моим аргивянам не успеть и куретам не успеть, дорийцы уже возле Те геи, в самом сердце Пелопоннеса. Да только услышит ли меня Любимчик? Плохо хлебать неразбавленное вино. А неразбавленную кровь - еще хуже. Захлебнуться недолго.

–

У тебя хорошо, рыжий. Виноград, оливы. Тихо. Только море шумит. Хорошая жена, хороший дом - что еще нужно, чтобы мирно встретить старость?

– Ага...
– равнодушно отозвалась тьма.
– Только я еще... еще не вернулся.

...Мертвецы, наскоро укрытые старой дерюгой, кажет-. ся, другого мнения на этот счет!

– Мне нужны корабли, Лаэртид. Гиппагоги. Все, которые есть.

– Ага... Завтра скажу - будут.

Даже не спросил, зачем. Не до того рыжему - возвращается он. Сколько же еще мальчишек ему требуется перерезать? Родичей, соседей? Рано я забыл Паламеда Эв-бейца! И все остальное - тоже рано. Поистине богоравен ты, Одиссей, сын Лаэрта. Тебе тоже была нужна твоя Ге катомба!

Я - не лучше рыжего. Не добрее, не честнее. Я тоже в крови по уши, по самую макушку!..

...Но если бы на пороге Новых Палат Аргоса лежал труп Комета Сфенелида, мальчика, полюбившего Айгиалу, смог бы я вот так сидеть и винцо прихлебывать?

Ну, у этого мальчиков кровавых в глазах точно нет!

– Что, снова мы вдвоем, Любимчик? Ночью, с глазу на глаз, как тогда, под Троей? Может быть, мне опять попробовать убить тебя?..

– Давай!
– все так же равнодушно отозвался он.
– Я и

так себе построю гробницу... кенотаф. Тебе нужны корабли? Что-то случилось?

Отвечать я не стал. Еще несколько слов - и кенотафом бы не обошлось. Тогда, под Троей, я не смог ударить в спину. Но теперь мы сидели лицом к лицу.

Тьма - к тьме.

– Корабли отправишь в Калидонский залив, там, где переправа в Аркадию... Все, мне пора.

Я встал - в ноздри ударил запах крови. Даже здесь уже слышно... Возвращайся, Любимчик! Дома тебе рады будут!

– Тидид! Погоди, Тидид!..

Дернулась черная тень, приподнялась...

– Они... Они хотели убить сына! Моего Телемаха!.. Понимаешь? Они хотели... Я никого не желал убивать! Никого! Понимаешь? Никого!..

Он кричал, зная, что не убедит, не оправдается. Но я вдруг понял - не мне судить Лучника. Я прошел много миров и нигде не был чужим. У Одиссея Лаэртида оставался только его Номос - Номос Итака. Маленький беззащитный Номос: дом, жена, сын...

Не мне прощать - и не мне осуждать.

– Не хотел!..

Я вышел, не ответив, не оглянувшись. Меня ждала война. ...С Пенелопой знакомиться не стал. Почему-то не захотелось.

* * *

– К переправе!.. Первая сотня пошла!..

– Аргос! Аргос! Аргос!..

–

Вторая сотня!..

– Кур-р-р-р! Кур-р-р-р!

– Третья сотня!..

– Кей Кавад! Кей Кавад!

– Четвертая сотня!..

– У-у-у-у-у!

– Ну что, Мантос? Все как раньше?

– Э-э, Диомед-родич! Все как раньше, все как прежде!

– А может, тебе в Куретии остаться, дома? Ведь навоевался ты уже, брат Мантос?!

– Что говоришь, ванакт Диомед? Не слышу! Уши совсем заложило, понимаешь, да?

– Жди нас, Ахайя, жди нас, Эллада! Мертвых детей, о тебе не забывших. Ты позови - мы придем из Аида! Вместе мы живы! Вместе мы живы!

* * *

– Храм светится! Чудо! Чудо!

Я даже не оглянулся - слышал уже. Слышал и видел. По всей Ахайе, по всей Элладе, желтым тревожным огнем горели алтари, переливались холодным пламенем деревянные и каменные истуканы. Не хотелось даже думать - почему.

– Чудо! Родные боги - за нас!..

– Чудо! Миру конец пришел!..

Тегея - маленький пыльный городишко посреди Пелопоннеса. Не городишко даже - полтора дома на холме. Когда-то сюда примчался гонец, чтобы поведать мне о мятеже в Калидоне. Теперь же Тегею было не узнать. Исчез город среди шатров, среди сотен костров, горевших по всей долине, до самых гор. И трудно было даже понять в ранних весенних сумерках, где кончаются наши и начинаются вражьи.

Гилл Гераклид отказался от переговоров. Он ничего не хотел, сын дяди Геракла, мой двоюродный брат. Только нашей земли - и нашей крови.

Пришли не все. Уже покорились Афины и Платеи, из последних сил держались Фивы, отбивался от чужих кораблей Саламин, отсиживался за стенами Пилоса мудрый Нестор, откупился от врага (надолго ли?) Аргос. А тех, кто все же пришел, кто не побоялся выйти на последний бой, я совсем не знал. Они были слишком молоды, дети тех, кто уплыл под Трою. Значит, снова мальчишкам идти на смерть!..

Нужны ли мы здесь?

– И что ты п-предлагаешь, б-богоравный Диомед? Знакомый блеск золотых щитов, знакомый красный полог огромного шатра, знакомый Пелопсов жезл...

...И худой безусый паренек, так похожий на Мене-лая - того, кто подбежал ко мне когда-то у Львиных ворот. Только у белокурого не дергалась щека, не кривились судорогой губы, не сбивалась речь.

– Нас м-меньше... м-меньше, нас могут легко ок-кру-жить, богоравный Диомед! Уд-дорийцев - железные мечи.

Кривит узкий рот Орест, сын Агамемнона, ванакт ми-кенский. Убийца матери. Убийца дяди. Мститель за отца. Не по себе ему - и не только из-за близкого боя.

– Их больше, - соглашаюсь я.
– И нас могут окружить. И железных мечей у нас мало. Но дорийцы - все-таки не войско. Пока не войско. Они идут в бой семьями, фратриями, племенами, они не смогут выстроить фалангу...