Диомед, сын Тидея
Шрифт:
* * *
– Капанид! Эй, Капанид!
Пахнет сеном, конским потом и почему-то благовониями – чуть-чуть. Тихо, кони сеном заняты, в маленьких окошках сумрак вечерний...
Дома Сфенела не оказалось. Собственно, я забежал венец управляющему отдать, а потом понял – надо с Капанидом поговорить. Просто так, ни о чем. Или даже выпить-чуть-чуть...
...Ничего не ответил мне дед, ванакт Адраст Злосчастный. Выслушал, ни о чем не спросил, кивнул.
– Капани-и-ид!
Здесь он где-то! Управляющий точно сказал: лошадей пошел смотреть. Ведь завтра Сфенелу колесницу гонять! И дядя Эгиалей там будет, и все будут.
...Ас дядей мы потом долго говорили. Долго! И не зря! Понял я...
– Сфенел, даймоны тебя!..
Конь, тот, что рядом стоял – вороной красавец с длинной гривой, – удивленно покосился, мотнул головой, снова в сено уткнулся. И действительно, ходят тут всякие, голос повышают!..
Тут никого, а там, у окна...
– Здесь я, Тидид! Я...
Отозвался!
– Ой!.. – это уже я (отворачиваясь).
– Ай! – это она.
Да-а-а... Как говорит дядя Эвмел, муза, воспой! Муза, воспой Капанида Сфенела, гиппета из первых знатных мужей аргивянских, божественной крови владыку! Много имеет он стад, много тучных полей и угодий. Всем он велик, многомощен – но с дулькой сбежал на конюшню. Горниц, видать, не хватило в именье его многошумном...
И это же какая муза такое должна воспеть?
– А я... А я думал, ты позже...
Хитон он уже накинул – в отличие от нее. Опять – только браслеты на руках!
– Капанид! – Мы... Мы вот... – Радуйся, богоравный Диомед!
Хоть бы не пищала так! А хитон, кажется, она и надевать не собирается. Да и где тот хитон? Неужели такой и пришла? В браслетах?
– Ничего, Капанид, просто погулять думал.
– Так погуляем! – почему-то с облегчением отзывав ется мой друг (ба-а-асом). – Мы просто... А ты не?..
А при чем тут, интересно, я?
На этот раз наша Глубокая пуста. То есть не совсем, конечно. Еще рано, открыты ставни, соседская рабыня кувшин с водой от колодца несет. Зато пеласгов нет, и драться не надо, можно просто гулять – сначала от Трезенских ворот к храму Трубы, потом от Трубы к воротам. Гулять, болтать о пустяках...
...А план войны у дяди Эгиалея давно готов! Прямо он не сказал – но намекнул. И план этот чем-то на мой похож. А чем-то и нет. А чем именно – не у дяди же спрашивать!
Тайна!
А еще он сказал, что венец, тот, что я у Сфенела взял, – не зря. Будущий басилей калидонский должен не только мечом махать и на колесницах гонять. Вот и решили меня проверить.
Обидно? Обидно, конечно. Но с другой стороны, на что я рассчитывал?
Ах да, замечтался! О чем это Капанид? Неужели о дульке?
– Она, понимаешь, в храм возвращаться боится. Там главным жрецом Стрепсиад, злой, как собака... То есть я имел в виду...
– Понял, –
Смутился, бедняга. Неужели думает, что я обижусь? Ладно, пусть смущается, это ему за дульку! Ишь, Приап Конегривый!
...И ведь что интересно? Мы с дядей о дорогах немного поговорили – тех, что в Фивы ведут. Когда я (лавагетишка сопливый!) свой план измышлял, то исходил из того, что война начнется сейчас, осенью-зимой. Потому и дороги проходимые выбирал. А дядя... Он те же дороги выбрал! Значит, осень и зима? Но ведь осень уже началась!
И кто мне скажет, почему в храме Афродиты Горы главным жрецом какой-то Стрепсиад? Мужчина, в смысле. Гермафродит нашелся, понимаешь!
* * *
Думал, война приснится. Зря, что ли, я четыре дня только об этих Фивах и размышлял? А если не война, то все премудрости, мою бедную голову забившие. И что же? Вместо Фив, вместо семи ворот, вместо Серебряных Палиц (лучшая сотня басилеева!) дорог, крепостей приграничных, Тиресия Боговидца (вот бы с кем поговорить!), приснилась мне дулька.
Та самая, в браслетах.
Будто лежу я в горнице, светильник в углу чадит-помирает, а она входит и голосишком своим писклявым...
– Радуйся, богоравный!..
– ...Радуйся, богоравный!
Что за Танат? И во сне эхо?
– Господин Диомед, я...
Пока глаза продирал, пока пальцы знаком-оберегом складывал, понял – не сон. Вот светильник догорает, а вот и...
– Сгинь!
Не сказал – подумал. В окошко взглянул – темно. На дульку посмотрел – на ней хитон тканый, в серебре (уж не из Капанидовых ли сундуков?). А как звякнули ее браслеты, так я и проснулся.
Окончательно.
– Ты... Ты чего?
И увиделась мне веревка. Та, на которой я служанок вкупе с привратником повешу. Прав Сфенел, надо! И действительно, спит себе господин Диомед, от трудов праведных, Ареевых, отдых вкушает...
– Я... Я пришла любить тебя, господин...
Фу ты!
– К Капаниду иди! – буркнул я, на левый бок поворачиваясь. – К богоравному Сфенелу. На конюшню. В стойло...
Ох, узнаю, кто ей двери ночью открыл! .
Лег, покрывало на голову накинул... Что такое? Неужели плачет?
Плачет!
Почти так же, как когда пеласги-ублюдки ее насиловали. Я даже испугался.
– Ты... Не надо! Не надо!
Пока усадил, пока воды принес вкупе с полотенцем, пока себе водой в лицо плеснул...
– Я... Я пришла любить тебя, богоравный господин Диомед! Я должна любить тебя! Я – рабыня Афродиты Пенорожденной, мне так приказали...
Бормочет, слезы полотенцем утирает – и на меня смотрит. Мне даже не по себе стало. Или я ей не то брякнул спросонья? А ведь точно! Зря это я стойло помянул!