Дип-склероз (сборник)
Шрифт:
— «Живо, сударь, живо! — сердито прошипела принцесса Орхидея на камер-флигель-раш-пиль-адъютанта, отмахиваясь веером от жирных морлоков. — Выбрасывайте на помойку этого противного Гегеля и садитесь переписывать Тойнби! Унтер-генералиссимус фон Беспалофф ждать не любит!»
Толстяк скорбно вздыхает:
— И откуда такие тексты берутся…
— А откуда берутся невежественные молодые люди? — сурово парирует старичок. — Все тексты взяты из романа «Аксельбант адъютанта моего». Между прочим, данная книга
Дос, сидящий с Черепом за одной партой, пытается списывать. Только это бесполезно. Я заглянул в Шуркину тетрадь и понимаю, что всем нам гном одновременно диктует разные куски текста. Как видно, чудеса виртуальности выходят боком школьникам и студентам.
Наконец, диктант окончен. Старичок подходит к Черепу, сидящему впереди, берет тетрадку. Хмыкает. Что-то правит.
— Ну что ж… Твердая четверка.
Заглядывает в тетрадь Доса и хмурится:
— Молодой человек, не «мурлоки», а «морлоки»! И не «хероография», а «хореография»! Разве я так диктовал? Я лично имел в виду «искусство танца». А что, интересно, вы имели в виду? Три с минусом!
Доходит очередь до Жирдяя. Гном смотрит в его тетрадь и на пару минут замирает с приоткрытым ртом, очевидно, на время утратив дар речи.
— Ну знаете ли… — наконец выдавливает он из себя. — Вы не то что Мудрости недостойны… Вы недостойны даже «единицы»!
Толстяк мрачнеет, выбирается из-за парты, сурово нависает над опасливо отступающим гномом:
— Нуты, Макаренко! Сам отдашь ключ?… Или как?
— Жирдяйчик! Не горячись! — напрасно пытается успокоить его Падла. — Интеллигентные люди всегда могут договориться.
Толстяк отмахивается:
— Вы что не видите? Он же смеется над нами!
— Это утвержденная учебная программа, — напрасно оправдывается гном. — Правда, она рассчитана на людей, освоивших русский язык хотя бы в объеме «Букваря»…
— Да что вы знаете о моей жизни! — трагически восклицает Жирдяй. — Да, может, я грамматику учил по винвордовским «хелпам»! И в то время, когда вы в своих университетах наслаждались чтением романов, у меня не хватало денег даже на новый порнографический диск!
Дос сочувственно вздыхает. Падла скорбно возводит очи к небу. Старичок, не зная, что и сказать, разводит руками. А толстяк смахивает скупую мужскую слезу и, улучив момент, ловко сдергивает золотой ключ с прикрепленного к гномьему поясу кольца.
Старичок, потрясенный такой наглостью, аж подпрыгивает на месте:
— Только достойные пройдут через Врата!
— Да ну, — усмехается Жирдяй, поигрывая ключом. — А как же насчет недостойных?
— А недостойных ждет переэкзаменовка, — вдруг как-то нехорошо усмехается гном. — Только проводить ее уже буду не я!
Толстяк пренебрежительно хмыкает, очевидно,
Черная тень затмевает солнце. Мы поднимаем головы. Какая-то большая птица, редко взмахивая широченными крыльями, стремительно снижается над нашей поляной. Я всматриваюсь, и брови мои недоуменно ползут вверх. Странная какая-то птица — с длинным змеиным хвостом… И тремя головами!
Маньяк соображает быстрее остальных:
— Бегом к воротам! Я попробую его задержать! — Шурка хватается за толстенное бревно, исполнявшее до этого функции скамейки, с некоторым усилием, но все же поднимает. Вот когда пригодились терминаторские бицепсы!
— Мама дорогая, — растерянно бормочет Жирдяй, все еще запрокинув голову в небо. — Я и не думал, что он такой огромный…
Падла хорошим пинком выводит толстяка из ступора. Карабкаемся вверх по склону с такой стремительностью, какой, наверное, позавидовали бы и горные козлы.
— Остановитесь, несчастные! — раскатисто грохочет над нами в три громадные луженые глотки, будто в три тепловозных гудка. — Остановитесь и познайте великое таинство орфографии!
— Да пошел ты… — не слишком уверенно бормочет Жирдяй на ходу. До заветных Врат уже совсем близко…
Наше счастье, что трехглавое страшилище — слишком громадное, чтобы приземлиться на крутом склоне, прямиком на наши головы.
Вот они, Врата! Толстяк торопливо сует ключ в замок, пыхтит, стонет:
— Не подходит! Не тот ключ!
От огромных крыльев поднимается ураган и нас едва не сдувает вниз. Вздрагивает земля. Я оглядываюсь. Чудище таки село, тормозя всеми четырьмя лапами. Сзади на земле остались глубокие борозды. И вот уже оно тянется от подножия холма длинными змеиными шеями в нашу сторону.
— Остановитесь, убогие! — будто горячим ветром обдает мне лицо. — Иначе так и останетесь невеждами! Мертвыми невеждами!
Хохот, будто отголосок недалекой артиллерийской канонады. А ведь он, пожалуй, сейчас нас испепелит! Как и положено образцовому Змею Горынычу.
— Э-эй! — горланит снизу Маньяк. — Кто тут принимает зачет по русскому языку?
Все три головы недоуменно захлопывают пасти и смотрят себе под ноги — откуда раздается этот комариный писк?
— Могу поспорить, — не унимается Шурка, — ты не знаешь того, чему собираешься учить других!
Чудище приподнимает лапу размером этак с шестисотый «мерседес» и пытается расплющить назойливую двуногую букашку. Не тут-то было. Маньяк ловко отскакивает, да еще и успевает крепко приложить Змея бревном по передним лапам. Чудище трясет конечностями, совсем как выбравшаяся из лужи кошка, и шипит будто трещина в магистральном газопроводе.